Дом Леви

– Спроси их, – просит господин Леви, – почему они не разрешают детям собрать уголь?

Но дед кривит лицо: у него есть дела поважней к блюстителям закона.

И дед уже машет на прощание своим новым друзьям, и возвращается в автомобиль. Одна из полицейских машин присоединяется в качестве сопровождения к черному автомобилю.

– Ха! – дед старается пошутить. – Не было еще случая, чтобы на мою фабрику сопровождал меня почетный караул…

Никто в автомобиле не улыбается его шутке.

– Что касается детей, Артур, я выполнил твою просьбу, спросил их. Полицейские говорят, что позавчера и вчера они разрешили им пройти, так дети расклеили листовки на стенах фабрик, они подстрекают не меньше, чем их отцы.

– Деяния отцов – пример для сыновей, – говорит господин Леви и смотрит на сына.

Черный автомобиль едет вдоль высокой и длинной стены. На стене – большие плакаты: «Забастовка! 140 000 литейщиков бастуют!», «Хлеб, свобода и власть!» Улица пуста. Полицейская машина движется им навстречу между зданиями фабрик. Водитель-полицейский приветствует гудком клаксона черный автомобиль и сопровождающий ее полицейский патруль. Гудок отдается эхом, как сигнал тревоги в безмолвии улицы. В автомобиле снова смолкла беседа. Даже дед, весело отнесшийся к оживлению, затих.

Район сталелитейных фабрик вымер. Дымовые трубы, как поднятые руки скелетов. Не дымят доменные печи. Пустые грузовики замерли рядами на стоянке. Черные горы отходов железа и кокса поднимают ввысь свои острые конусы над стенами. На горизонте – состав, пустые вагоны которого выглядят как выброшенные коробки из-под сигарет. И видит дед птиц, которые вернулись из изгнания с уходом человека, кружатся стаями вокруг доменных печей и огромных молотов.

– Нет ни одного человека, – говорит дед.

– Нет, – вздыхает господин Леви, – даже детей выгнали.

Автомобиль поднимается на стальной мост через канал, и за мостом – красивые ворота: «Фабрика литья железа Леви и сын». Ворота тоже облеплены листовками. На стене надпись – «Йуде Ицик!»

– Ни одного человека, – сдерживает дед свой гнев.

– Поднимемся в контору, – предлагает Гейнц.

– Сначала пройдем по фабрике, – командует дед.

Они выходят во двор. Рядом с шоссе – внутренний фабричный поезд, вагоны которого нагружены железной рудой, недалеко от поезда – стальной помост с прессом, который висит, как черный колокол, переставший действовать. Дед торопится к вагонам, наклоняет голову, словно вдыхает в себя аромат духов, снимает перчатки и щупает руду – тут он в своей тарелке. Господин Леви и Гейнц стоят в стороне и, молча, наблюдают за ним. Вот он уже у весовой площадки, там еще стоит грузовик, что служил сценой Хейни и его товарищам. Грузовик загружен частями железных ванн, светящихся белизной. Дед ударяет посохом по ваннам, оттуда вылетает стайка испуганных воробьев.

– Не могли хотя бы завершить работу, прежде чем бастовать?

– Что ты сказал, дед? – кричит Гейнц, не слыша, ибо ветер унес слова деда.

– Поднимемся в контору, – возвращается Гейнц к своему предложению.

– Зайдем к печам, в литейный цех, – командует дед.

– Зачем тебе туда идти, отец, там же никого нет, – говорит господин Леви. Ему тяжело стоять на ветру.

– Поднимись, Артур, поднимись, – добродушно улыбается дед, – а мы с Гейнцем придем позже.

– Поднимись, отец, – почти умоляет его Гейнц и протягивает ему связку ключей, – вот, ключ от твоего кабинета.

– Мой кабинет? – насмешливо вопрошает господин Леви, думая об этом кабинете, где на столе еще стоит пепельница деда, и Гейнц оттуда управляет фабрикой, а он сам давным-давно не переступал порог этого кабинета.

– Поднимусь в свой кабинет, – продолжает господин Леви сохранять насмешливый тон.

– Берегись холодного ветра, – остерегает его дед. Медленным шагом удаляется господин Леви, дед и Гейнц провожают его взглядами, как будто не могут двинуться с места, пока не исчезнет из их глаз эта высокая фигура в темной шубе. Теперь Гейнцу полегчало. Теперь он остался наедине с дедом. Теперь он сможет с ним свободно поговорить. Фабрика – его рук дело. Дед не пустит на ветер дело своей жизни. Дед стучит посохом по шоссейному покрытию, словно читает мысли внука и решительно их отметает.

Господин Леви доходит до статуи жабы и вдруг останавливается, словно желая передохнуть.

– Я передумал, – говорит он, возвращая связку ключей Гейнцу, – пройдусь и я по фабрике.

– Почему бы нет, – обрадовался дед, – пройдешься с нами.

Гейнц молчит и прячет ключи в карман.

У фабрики четверо ворот, широких, на стальных столбах. Запирают ворота тяжелые замки. Гейнц пытается открыть замок от входных ворот. Дед отдает посох господину Леви и идет на помощь Гейнцу. Каждый со своей стороны оттягивает створки тяжелых ворот.

Зайдя в большой черный зал, дед тут же сбрасывает шубу, свитер, и все это, вместе с посохом и шапкой, швыряет на железную вагонетку. Дед привычен к тому, что в литейном цеху сильная жара, и не хочет чувствовать, что воздух охладился, и вокруг плавильных печей носятся воробьи.

– Ты погляди на это! – сердито указывает дед на большую лужу железа, вытекшую из печи прямо на песок и затвердевшей на земле.