- Мы сейчас извозимся здесь, как черти, в штукатурке, - весело заметила девчонка, тем временем, сама уже лезла руками под его одежду.
- Пофиг, будем черти в штукатурке, - Никита нетерпеливо подхватил девчонку и, пошатываясь, двинулся наверх.
Сегодня там, в темноте, он тоже был очарован высотой, а если точнее, то девчонкой на фоне открывающегося вида. Столица готовилась к празднику, сияла и переливалась как Новогодняя елка. Вот это, в самом деле, был умопомрачительный полет. Всё те же ладони, прислоненные к стеклу, со скрипом скользящие по витражу, тяжелые вздохи, всхлипы, стоны... и ее отчаянное:
- Я люблю тебя.
Сказано не на трезвую голову и на грани оргазма, но эти избитые три слова его вознесли, ошарашили и убили одновременно. Она его любит - ликовало сердце. Она его любит - тут же камнем повисло на душе.
- И я тебя люблю, - вдруг вырвалось, ведь он тоже был пьян и удовлетворен.
Снова поцелуи, и ее нежные успокаивающие пальцы, на шее и волосах. А потом долго смотрели вдаль, прижавшись носами к мутному, пока еще не очень чистому окну и тихо перешептывались. О красоте полета над всей этой панорамой, о предстоящем Новом годе и снова тихие слова любви.
"Я куплю ей этот пентхаус, и не важно, как придется объяснять отцу растрату таких крупных денег", - твердо решил он тогда.
Отцу последнее время приходилось объяснять многое. И откуда вдруг возникло рвение к работе, и когда он все же планирует предстоящую свадьбу с Софией. Никита неуверенно пожимал плечами и обещал в феврале все решить. И объект сдать, и с невестой помириться, и со свадьбой определиться. Лишь бы сейчас отстали от него. На данный момент у него было две заботы: Лиля и Артем. Каждые две недели ему приходилось срываться и отмазываться командировками. Рыжая не возражала. Надо так надо, работа есть работа. Но он в очередной раз уезжая, перед самым Новым годом был на взводе. Лиля последнее время тоже психовала, у нее началась сессия и видимо из-за перенапряжения с учебой нервы не выдерживали. Они даже пару раз поругались. Буквально на ровном месте начали цепляться к словам, и один раз девчонка даже ушла ночевать к себе. Правда на следующий день сразу же и помирились, но все равно уезжая сейчас перед самым Новым годом домой, он переживал, и непонятное чувство тревоги сопровождало его всю поездку.
- Я приеду тридцатого вечером, - пообещал он ей, - и мы вместе встретим Новый год.
Она обняла его и вместо привычного "я буду ждать и скучать" теперь уже осознанно повторила:
- Я люблю тебя, строитель, - сказала так же, как и в тот вечер, жарко и отчаянно. И он просто не мог не повторить тоже.
- И я люблю тебя.
И вот после этих слов тяжесть и растерянность. Он гнал от себя мысли и ничего не хотел анализировать.
- Пусть пока будет так, - прошептал он сам себе, - пока так.
А дома этот разговор с отцом о Соне, и, собственно, потом сам телефонный разговор с будущей невестой. Она обижалась. Он прекрасно понимал на что - на появление ребенка, на его, Никиты, невнимание, на то, что вообще жить ей предстоит с таким раздолбаем.
Еще одна новость выбила совсем его из колеи. Праздник предстояло встречать с будущими родственниками, и это был уже решенный вопрос, его мнение никого не интересовало. Никита ругался, истерил и хлопал дверью, но сошлись на том, что тридцать первого декабря он должен появиться у Софии, и у него есть ровно день, чтобы объяснить Лиле, почему все их планы рушатся.
Завтра он приедет и ей все объяснит. Что-нибудь обязательно придумает. Еще одну командировку или аврал на стройке уже в родном городе. Лилька - она у него умница, она все поймет и она его любит.
А пока он уже целый час сидел и собирал кубики в башню. Артем старательно ему их подавал, ползал, собирал, даже сам пытался ставить, немного неуклюже, но при помощи Никиты получалось. Вот так вот старательно возводили они с ним этот столб, а потом одним пинком малыша это все летело в разные стороны. Веселое занятие, но раз на двадцатый или даже тридцатый ужасно надоело, но пацан настаивал, потом даже визжал и топал в истерике ногами. Это был вообще действенный метод, и так шкет добивался абсолютно всего. В комнате было не пройти, весь пол был завален всем, что попадало в поле зрения мальчишки, и по команде "Дай мне" тут же перекочевывало в его руки. При слове "Нельзя", это чудовище с криками упиралось головой в пол и не затихало, пока не добивалось своего. При очередном таком скандале схватив в охапку, сунул ребенка бабушке:
- Мам, я больше не могу! Можно я отдохну полчаса?