Дом кошки, играющей в мяч

— Бедная моя крошка, ты совершенно права, — ответила г-жа Гильом, не поняв взгляда, брошенного на нее дочерью. — Что делать, дитя мое, никто не будет любить тебя так нежно, как мать. Милая моя, я догадываюсь обо всем; расскажи мне о твоем горе, я утешу тебя. Я уже говорила тебе, что этот человек сумасшедший! Миленькие истории рассказала мне твоя горничная. Да ведь это — настоящее чудовище!

Августина приложила палец к побелевшим губам, как бы умоляя мать помолчать немного. В пережитую ужасную ночь несчастье пробудило в ней то терпеливое смирение матери и любящей женщины, которое превосходит человеческие силы и, быть может, открывает существование в женском сердце таких струн, в которых бог отказал мужчине.

Надпись, выбитая на памятнике в уголке Монмартрского кладбища, гласит, что г-жа Сомервье умерла двадцати семи лет. В простых словах этого надгробия какой-нибудь друг умершего робкого создания видит последнюю сцену драмы. Каждый год, в торжественный день поминовения усопших, проходя мимо этого недавнего памятника, он спрашивает себя: не нужны ли для мощных объятий гения женщины более сильные, чем Августина.

Смиренные и милые цветы, распустившиеся в долинах, быть может, умирают, говорит он себе, когда они пересажены слишком близко к небесам, туда, где зарождаются грозы, где солнце палит и сжигает.

Мафлие, октябрь 1829 г.