Дом коммуны

— Не послушался, дурак, матери, взял деревенскую, — шмыгнул носом Володька. — Они, деревенские, не успеют в город приехать, а уже такими шишками себя представляют. Куда там!.. Не подступись!.. Быстро в чужом свое находят. Кто квартиру получал? Я! А она: вытурю. Мало, что из квартиры обещает сопроводить с почетным эскортом, так и из партии тем же порядком... А как мне, Данилович? Каково? Я же после университета, не тебе говорить, и партшколу закончил... И куда я годы учебы?... Кому?.. Куда дипломы засуну?.. А она, вобла, шьет мне белыми нитками разную чепуху. И поверят! Как дважды два. Бабам, что интересно, все верят. Отчего так, не скажешь?

— У тебя же была и городская... — заметил Хоменок, а далее продолжать не стал: Володька и сам все знает не хуже него.

И тот надолго замолкает, сделал вид, что не услышал последние слова Хоменка. Ковыряется в своем дипломате, перебирает бумажки, листает блокнотик, нервно поглядывает на часы: вскоре должны закончиться в цирке политзанятия, и он обязан подгадать, чтобы явиться на работу вместе со всеми, кто был в цирке на учебе. А пока то да се, припоминает и первую жену, Клавку, что живет где-то в Черске и сегодня. С ней Володька расписался сразу после школы, когда начал работать в районной газете. Учиться собирался заочно, потому как безотцовщина, а мать, рядовая колхозница, ему на стационар, если и поступит, копейки не пошлет: на трудодни дают мало, а в семье не только он нахлебник, еще сестра и брат. Вымахал же под два метра, в армии таким две порции кладут. А в районную газету литработником Володьку взяли охотно, писать он умел, был активным юнкором, руку набил. И поступил тем летом учиться на журфак. Для полного счастья ему не хватало Клавки, она и подвернулась ему под руку. Ее мать работала в райкоме партии уборщицей, и несколько раз Клавка подменяла ее. Где и встретился с девушкой Володька — лицом к лицу, глаза в глаза. Раз, второй, а на третий заявил в редакции: женюсь. Там поинтересовались, кто избранница, а когда услышали про Клавку, брызнули смехом и посоветовали Володьке не делать глупостей. Сам редактор вызвал в кабинет и запретил ему иметь с Клавкой хоть какие контакты. Это потом выяснится, когда на руках у Володьки будет сын, что Клавка не только с мамой подметала и мыла, но и оказывала кое-какие услуги некоторым районным начальникам. А когда тех застали за неприглядным занятием (городок маленький, и жена одного из ловеласов, услышав краем уха про похождения своего донжуана, проследила за мужем и цапнула того за руку на месте преступления), то среди действующих лиц этого чрезвычайного спектакля районного масштаба оказалась и жена Володьки. Он, чудак, не хотел про это и слышать, простил, однако же Клавка опять вскоре наступила на те же грабли.

Бедняге Володьке помогли пойти побыстрее — обычно хороших работников стремятся отсрочить, а здесь наоборот, — служить в армию, и он весьма гордился, что попал в Прибалтику, где все чисто подметено («Клавку бы на экскурсию сюда!») и культурно, и есть большая газета военного округа, которая печатает все его заметки и статьи и высылает такие гонорары, про которые он и не мечтал. А как только начал писать в газету, то армейское начальство заметило это и пожелало держать его поближе к себе: ведь кто знает, что у него, военкора Володьки, на уме, а когда будет под надзором — факт, не вынесет мусор из дому. Оформили в солдатском клубе помощником начальника, и здесь он имел возможность не только писать, но и поигрывать на баяне. Баянист он был от Бога, ведь нот не знал, они для него — темный лес, а исполнял любой заказ — назови только мелодию. Подберет как нечего делать. Потому в отпуск приехал Володька в штатской одежде. Да из самой Прибалтики, понимать надо: шик-блеск! Редактор даже удивился: «Ты служишь или на заработках где?» В особенности всем запомнился красивый габардиновый плащик и, как бы в добавок к нему, модная шляпа. Отпускник устроил в редакции шикарный пир — за те деньги, конечно же, что получал за статьи, не поскупился — и поинтересовался, как Клавка с сыном, ведь им, признался, не писал. Рассказали. Сына носят в ясли, а Клавку где носит — никто не знает. Говорят, будто связалась с каким-то электриком и живет то у него, то у себя. Володька плакал, размазывая слезы по щекам, шмыгал носом и обещал сыну, не видя его, что, когда тот вырастет, подарит ему легковую автомашину... А в тот день он забыл проведать сынишку, поехал, веселый и беззаботный, к матери в деревню, а там и отпуск закончился. Хоть и собирался, как не однажды перед армией, когда ссорился с Клавкой, хорошенько пронять ее, вертихвостку: «Думаешь, я не знаю, что наш сын не от тебя!» Да, да, он так и говорил: «не от тебя».