Читаем Дом колдуньи. Язык творческого бессознательного полностью

По свидетельству Джозефа Кэмпбелла, после окончания рабо­ты «Символы трансформации», К. Г. Юнг сообщил: «Едва я закон­чил рукопись, как меня осенило, что значит жить с мифом и что такое жить без него. Миф, как говорил кто-то из отцов Церкви, это „то, во что верят все, всегда и везде“; следовательно, человек, кото­рый думает, что он может прожить без мифа или за пределами его, выпадает из нормы. Он подобен вырванному с корнем растению, лишенный подлинной связи и с прошлым и с родовой жизнью, ко­торая в нем продолжает себя, и с современным человеческим сооб­ществом. Это игра его разума, которая всегда оставляет в стороне его жизненные силы». — «Это и был тот радикальный сдвиг от субъективного и персоналистского, в сущности своей биографиче­ского, подхода к прочитыванию символизма psyche к более широ­кой — культурно-исторической, мифологической — ориентации, ко­торая затем станет характерной чертой юнговской психологии». Он спросил себя: «Каков тот миф, которым ты живешь?» — и обнару­жил, что ответ ему неизвестен. «Итак, самым естественным образом я поставил перед собой цель докопаться до „моего“ собственного мифа, и рассматривал это в качестве сверхзадачи, ибо,— как сказал я сам,— как могу я, занимаясь лечением своих пациентов, учиты­вать личностный фактор, мое собственное уравнение личности, ко­торое так необходимо для понимания других людей, если я не осоз­наю его? Я просто вынужден был выяснить, какой бессознательный или подсознательный миф формировал меня, из какого подземного клубка я произрастаю».

Э. Берн показывает на конкретных примерах «сходство между мифами, сказками и реальными людьми. Оно лучше всего схваты­вается с трансакционной точки зрения, основанной на собственном мифе (изобретенном специалистами по анализам игр и сценариев) как средстве более объективного видения человеческой жизни».

В-третьих, понятие «миф» подчеркнуто-лингвистическое (речь, слово, толки, слух, весть, сказание, предание, в отличие от понятия «имидж» (образ), и в той или иной мере связано с понятием творчества.

Эту мысль наиболее четко выразил А. Ф. Лосев в книге «Диа­лектика мифа»: «...Миф не есть историческое событие как таковое, но оно всегда есть слово. Слово — вот синтез личности как идеаль­ного принципа и ее погруженности в недра исторического станов­ления. Слово есть заново сконструированная и понятая личность. Понять же себя заново личность может, только войдя в соприкос­новение с инобытием и оттолкнувшись, отличившись от него, т. е. прежде всего, ставши исторической. Слово есть исторически став­шая личность, достигшая степени отличия себя как самосознающей от всякого инобытия личность. Слово есть выраженное самосозна­ние личности, уразумевшая свою интеллигентную природу лич­ность, — природа, пришедшая к активно развертывающемуся само­сознанию. Личность, история и слово — диалектическая триада в недрах самой мифологии. Это — диалектическое строение самой мифологии, структура самого мифа. Вот почему всякая реальная мифология содержит в себе 1) учение о первозданном светлом бы­тии, или просто о первозданной сущности, 2) теогонический и во­обще исторический процесс и, наконец, 3) дошедшую до степени самосознания себя в инобытии первозданную сущность. ...миф есть в словах данная чудесная личностная история».

Итак, выделиться из толпы (осознать себя личностью), мобили­зовать свои творческие резервы, выразить этот процесс через сло­во — стать уникальным, обрести миф.

Первая попытка мифа

Как писал К. Г. Юнг, невозможно помочь другому, не разо­бравшись со своим личным мифом. Поэтому идея создания текста мифа и возможности его трансформации в другие тексты зароди­лась именно в психотерапевтической среде. Как часто человек не может ответить на такой, казалось бы, простой вопрос: «Что вас отличает от всех других людей?» В лучшем случае, можно услы­шать ответ «красивые ноги», или «высокий рост». Но где же сама личность?

Первая попытка создать миф была предпринята в 1993 году на Смоленском семинаре по психотерапии. Объектом послужил док­тор из Новокузнецка С. И. Старостенко, а сам текст представлял собой газетный материал с «трансовыми наводками», широко рас­пространенными в системе НЛП:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки