Между тем, по мнению ряда афазиологов и других исследователей закономерностей угнетения и восстановления различных психических функций, позже других выключаются и раньше восстанавливаются те виды психической деятельности человека, которые развились в филогенезе раньше других. Соответственно отрицательные эмоции последними исчезают и первыми восстанавливаются, из чего делается закономерный вывод об историческом приоритете отрицательных эмоций и, естественно, средств их выражения. Положительная, мелиоративная эмоция — продукт дальнейшей эволюции организма. Очевидно, что именно этим обстоятельством и объясняется в значительной мере относительно большая легкость усвоения нами отрицательных эмоций сравнительно с положительными.
„В строго научном смысле у животных нет эмоций“, — утверждает Б. Ф. Поршнев. — Просто у них в качестве неадекватного рефлекса (следовательно, тормозной доминанты) нередко фигурируют подкорковые комплексы, являющиеся по природе более или менее хаотичными, разлитыми, мало концентрированными, вовлекающими те или иные группы вегетативных компонентов. Это люди, наблюдатели, по аналогии с собой трактуют их как эмоции...
Мы..., восходя к истоку эмоций у человека, обнаруживаем у него вначале не „эмоции“ во множественном числе, но единую универсальную эмоцию. Лишь с развитием неоантропов эмоция подыскивает „резоны“ и соответственно разветвляется: эмоции поляризуются на положительные и отрицательные, расчленяются по модальностям, наконец, получают детальную нюансировку. Ничего этого, очевидно, нельзя мыслить у эмоции в архетипе — она не имеет физиологической привязки к каким-то именно реакциям и их стимулам, как и абсурд не имеет в архетипе „содержания“».
В связи с проблемой инвектизации речи, В. И. Жельвис рассматривает процесс образования амбивалентного понятия, который «можно представить в виде цепочки исследовательных превращений этого понятия, в начале которой стоит религиозное понятие святого, непосредственно божественного; в ходе эволюции понятия святое превращается в священное, то есть нечто уже не обязательно религиозно окрашенное, но исключительное по важности; священное именно в силу своей исключительной важности объявляется запретным, не упоминаемым всуе, иногда и неприкасаемым; соблюдение правил запретности подразумевает попытки их нарушения и наказания за это, т. е. запретное приобретает свойство опасного; в процессе борьбы против древних культов это опасное может начать переосмысливаться в „нечистое“: известно, что „нечистыми“, как правило, объявляются все отвергаемые обряды, традиции, нормы. „Нечистое“ же легко переходит в сознании в непристойное».
Механизм возникновения мифов с негативной коннотацией отчасти схож с формированием инвективного вокабуляра: «С помощью инвективы профанируются сакральные понятия, т. е. исследуемое явление проявляет свою противоречивость и разноречивость, причем, инвективное глумление не только не свидетельствует о том, что для говорящего нет ничего святого, но как раз об обратном: о неосознаваемом им самим глубоком преклонении перед поносимым сакральным понятием.
Сам же говорящий в первую очередь ощущает суггестивную роль инвективы — ее воздействие на эмоциональную сферу. Нередко на практике суггестия здесь совмещается с аутосуггестией: возбуждая себя, говорящий одновременно возбуждает другого. Но в случае намеренного оскорбления цель заключается, естественно, прежде всего, в возбуждении другого человека.
В большинстве национальных культур эмоционально нагруженные слова „отрицательного толка“ встречаются в речи значительно чаще, чем „положительные“. Такая асимметричность имеет психологическое объяснение. Общеизвестно, что отрицательные, мешающие стороны бытия воспринимаются человеком намного острее, чем положительные, способствующие комфорту факторы, которые обычно рассматриваются как естественные, нормальные, а потому и менее эмоциогенные. Однако для выражения эмоций в той или иной мере совершенно необходимы оба типа эмотем. Дело в том, что аксиологически эмотивный словарь естественным образом соответствует... двум противоположным душевным движениям, притягиванию и отталкиванию, выливающимся у человека в виде любви и ненависти».
Имея в виду первичность отрицательных эмоций, рассмотрим, каким образом формировался в массовом сознании негативно окрашенный и наиболее известный женский миф — миф ведьмы.
По словарю В. Даля — «колдунья, чародейка, спознавшаяся, по суеверию народа, с нечистою силою, злодейка, у которой бывает хвостик».
Словарь С. И. Ожегова дает следующее толкование: «Ведьма — 1. В старых народных поверьях: колдунья. 2. перен. О злой, сварливой женщине (прост.)».
Фоносемантические же признаки слова «ведьма» следующие: короткий, нежный, безопасный; цветовые характеристики: красный, коричневый, синий (пылающий костер на фоне синего неба).