Дом Холлоу

Кейт рассмеялась и, присев на край кровати, поманила меня руками к себе. Я подошла и устроилась на полу скрестив ноги, чтобы она заплела мои длинные светлые волосы в две косы. Этот ритуал повторялся почти каждое утро с самого детства.

– Все в порядке?

Мама пробежалась пальцами по моим прядкам. В воздухе витал резкий запах больничного мыла вперемешку с потом и несвежим дыханием. Обычные признаки пятнадцатичасовой смены в неотложке. У кого-то матери ассоциируются с запахом парфюма из детства, а для меня Кейт всегда будет такой: тальк медицинских перчаток с металлической примесью крови пациентов.

– Ты оставила входную дверь открытой.

– Не может быть. Разве? Смена была очень долгой. Я провела всю ночь с парнем, который убежден, что родственники управляют им через анальный зонд.

– В таких случаях требуется неотложная помощь?

– Случись это со мной, думаю, мне хотелось бы разобраться с этим поскорее.

– Справедливо. – Я задержала дыхание, прикусив губу, и выдохнула через нос. Лучше спросить сейчас, чем потом писать в сообщении. – Можно мне сегодня вечером погулять? Виви в городе. У нее концерт. И Грей прилетает из Парижа. Мне хочется побыть с ними.

Мама ничего не ответила, но больно потянула меня за волосы и не извинилась.

Я вздохнула и тихо произнесла:

– Они же мои сестры.

Иногда мне казалось, что просить увидеться с ними (особенно с Грей) – все равно что просить разрешения вколоть себе дозу героина по пути из школы.

– Все будет в порядке. Они могут обо мне позаботиться.

Кейт издала непонятный короткий смешок и вновь принялась заплетать мои волосы.

Фото, которое она рассматривала до этого, лежало на одеяле и было перевернуто: возможно, Кейт надеялась, что так снимок останется незамеченным. Но я взяла его в руки и принялась изучать. На нем были изображены мои мать и отец, Гейб, и мы, три сестры, много лет назад. На Виви зеленое твидовое пальто, Грей одета в бордовую куртку из искусственного меха, а я – в маленьком красном клетчатом пальтишке с золотыми пуговицами. У каждой на шее по золотой подвеске в форме сердца с выгравированными именами: Виви, Грей и Айрис. Рождественские подарки от бабушки с дедушкой, которые жили в Шотландии. Фото сделано именно там – мы тогда приехали их навестить.

Полиция так и не обнаружила ни нашу одежду, ни эти украшения, несмотря на тщательные поиски.

– Тот самый день, – тихо произнесла я. Прежде мне не приходилось видеть это фото. Само его существование стало для меня новостью. – Мы здесь совсем другие.

– Ты можешь… – Голос Кейт сорвался и утих. Она тихонько выдохнула. – Можешь пойти на концерт Виви.

– Спасибо! Спасибо! Спасибо!

– Только вернись до полуночи.

– Идет.

– Я приготовлю что-нибудь поесть, пока ты не ушла в школу. А еще кому-то определенно нужен душ.

Она доплела мои косы и, прежде чем выйти из комнаты, поцеловала меня в макушку.

Когда мама ушла, я снова посмотрела на фотографию, вглядываясь в ее лицо, в лицо отца. Всего через пару часов с ними случится худшее, что можно вообразить. То, что навсегда изменит Кейт, сотрет румянец с ее щек, оставит исхудавшей и бледной. Большую часть моей жизни она напоминает акварельный портрет женщины, лишенный ярких красок.

А Гейбу пришлось еще хуже.

И все же больше всего изменились именно мы, три девчонки. Я с трудом узнаю темноволосых голубоглазых детей, что смотрят на меня со снимка.

Говорят, после того, что случилось, мы стали более скрытными. Много месяцев не разговаривали ни с кем, только друг с другом, отказывались спать в разных комнатах или даже на разных кроватях. Иногда среди ночи родители заходили в комнату и обнаруживали нас в пижамах сбившимися в кучку. Склонив головы, мы прижимались друг к другу и шептали что-то, словно ведьмы над котлом с зельем.

Наши глаза почернели. Волосы стали белыми. Кожа приобрела запах молока и влажной после дождя земли. Мы вечно были голодны, но при этом не набирали вес. Мы ели, ели и ели. Продолжали жевать даже во сне, прикусывая языки и щеки, отчего просыпались со следами крови на губах.

Врачи ставили нам самые разные диагнозы, от ПТСР[8] до СДВГ[9]. В наших медицинских картах были собраны в разных комбинациях все буквы алфавита, но никакое лечение не помогло нам стать такими, какими мы были «до». И тогда было решено: мы не больные. Мы просто странные.

Люди с трудом верили, что Кейт и Гейб – наши настоящие родители.

Внешность нашего отца могла бы считаться утонченной, если бы не руки, загрубевшие от плотницкой работы и его главного увлечения: по выходным он усаживался за гончарный круг. Гейб носил уютную одежду, которая покупалась в благотворительных магазинах. Пальцы у него были длинные и шершавые, как наждачная бумага. Отец не смотрел спортивных передач и никогда не повышал голоса. Заметив паука, он выносил его в пластиковом контейнере в сад и отпускал. А еще разговаривал с комнатными цветами, когда поливал их.