Дом Хильди Гуд

Питер спустился до нижней ступеньки, повернул и начал медленно пробираться в темноте. Я живо вспомнила, как мы играли в прятки, когда он был совсем ребенком и с ним сидела Элли, вспомнила, как нравилось Питеру, если мы выпрыгивали из тайника и жутко пугали его. Охотник превращался в добычу, это нравилось ему больше всего. Теперь добычей была я, и сердце выскакивало из груди. Потом раздался звон, — Питер наткнулся на мои пустые бутылки. Они скапливались тут всю зиму. Я держала их до весны, когда собиралась отнести на помойку. Ранней весной, когда никого не будет поблизости.

Хильди, позвольте мне помочь вам. Ваше отрицание, ваша бредовая паранойя — все это часть болезни. Зачем вы прячетесь? Это только я. Это я. Ваш друг Питер.

И тут случилась странная вещь. Я увидела себя словно со стороны. Я видела себя, наверное, глазами Питера. И может быть, глазами всех остальных. Видела себя — пьяницу. Жалкую старую алкоголичку. Может, я и вправду не энергичная бизнес-леди, счастливая мать — и кем я только себя ни считала. Может, я такая же, как и те люди на тех грустных собраниях. Просто Хильди. Никто — старая алкоголичка. Алкоголичка Хильди Гуд. Обычная, заурядная алкоголичка.

— Хильди, позвольте помочь вам. Вы справитесь. Вас многие любят. Ваши дочери, ваш внук.

Зачем я побежала в подвал? Какая глупость. Почему дрожу за водонагревателем? Я действительно видела себя — безумную старую даму, которая прячется в подвале от врача, от друга, предлагающего помощь. От человека, которого знает с младенчества, чей папа был так добр к нам, так добр после маминой смерти. Меня преследует не псих-убийца… какая бредовая мысль. Это Питер Ньюболд.

— Это я, Хильди. Это Питер.

— Питер, — прошептала я. Потом с трудом поднялась. — Я тут.

И почувствовала его руку на плече.

— Все хорошо, — сказал он и повел меня к лестнице. Ему пришлось помогать мне на ступеньках. Я была ужасно слаба.

— Сделайте несколько глубоких вдохов, Хильди. Мы почти пришли. Еще несколько шагов.

— Хорошо, — всхлипнула я. — Хорошо.

Когда мы добрались до верхней ступеньки, Питер потянулся над моим плечом, чтобы открыть дверь, но не успел он дотронуться, как дверь распахнулась — на пороге стоял Фрэнк.

Я упала ему в объятия.

— Прости, — всхлипнула я. — Прости меня. Я выезжала на машине ночью.

Фрэнки держал меня несколько мгновений, потом, подняв мой подбородок, посмотрел прямо в лицо.

— Нет, Хил, ты все путаешь.

— Я выезжала ночью, Фрэнки. Я была пьяна и не помню. Я во что-то врезалась…

— Сама не понимает, о чем говорит, — сказал Фрэнк. Он прижал меня ближе. — Ш-ш-ш.

— Я ничего не видела, — всхлипывала я ему в грудь. — Помню только громкий удар, а потом удивилась, откуда взялась густая паутина на лобовом стекле. По дороге домой я почти ничего не видела. Пришлось выглядывать в окошко.

— Тише, Хильди, это тебе приснилось. Я всю ночь был с тобой. А вы что тут делаете, Ньюболд? — спросил он вдруг.

— Мне нужно было кое о чем поговорить с Хильди, — раздался голос Питера. — Сегодня я покидаю город и хотел попрощаться.

— Хильди всю ночь была со мной, — повторил Фрэнк. — Она все путает.

— Да, знаю. Хильди, я оставлю вам лекарство. Оно поможет. А теперь пока. Прощайте, Фрэнк, — сказал Питер.

— Увидимся, — буркнул Фрэнк.

Когда Питер ушел, Фрэнк довел меня до стула и усадил. Он положил ладони на мои мокрые щеки и посмотрел в глаза. Потом смахнул то ли паутину, то ли подвальную пыль с моих волос и сказал:

— Хил, Джейка еще не нашли. Но Череп только что вернул твою машину из Линна с новехоньким стеклом. И царапины на капоте убрали. Ребята в мастерской сказали, что ты, похоже, врезалась в дерево. И судя по царапинам на капоте, стекло разбила ветка.

— Я помню, что выезжала вчера, Фрэнки. Я хотела поехать к тебе. Я хотела быть с тобой. Мне было так одиноко, и так не хватало тебя. Я могла сбить мальчика. Я могла сбить что угодно. Я просто хотела быть с тобой.

— Ш-ш-ш, — сказал Фрэнки. — Иди умойся, потом я отвезу тебя в город. Поможешь искать Джейка. И никому не говори, что ездила ночью на машине. Нет смысла. Это было дерево. Это точно было дерево.

— Фрэнк, я не могу сейчас ехать, — сказала я. — Мне надо отдохнуть. Может быть, вечером.

Фрэнк кивнул.

— Хорошо, тогда ложись. Отдохни. Ни с кем не разговаривай, Хильди. Никому не рассказывай про машину.

— Хорошо, — сказала я. — Хорошо. Прости…

— Тише, Хильди. Хватит об этом.

Спать я не могла. Свернулась калачиком на кровати и пыталась заснуть, но видела только сны наяву, к которым привыкла. Полупрозрачные сны. Я не запоминаю сны, если сплю крепко, но когда пытаюсь вздремнуть или расслабиться, меня часто уносит с собой поток невнятных мыслей — по-моему, это называют «грезы наяву», ни явь, ни сон. Тем вечером мне пригрезилось, что я быстро веду машину; ночь, дорогая мокрая, покрышки скользят. Что-то темное бьется в лобовое стекло, и по нему, как по льду, разбегаются трещинки, но я не останавливаюсь. Впереди поворот, нога бьет мимо педали тормоза, и я просыпаюсь, когда машина проламывает заграждение.