Дом Кёко

Купленные и припрятанные драгоценные камни, цивильные листы, тайно подаренные компаниями, которым он покровительствовал, множество ценных акций — благодаря этому Кидзаэмон привольно жил на старой величественной даче. От дома в тюдоровском стиле газон спускался по склону к ручейку, заросшему по кромке берега ирисами. Кидзаэмон рассказал Курасаки, что недавно его навестил премьер-министр Ёсида, приезжавший в эти края на выходные, и поведал истории лондонских времён. Рассказывая, он часто называл Курасаки по имени, по-родственному. Эта старомодная манера глубоко тронула Курасаки. Мир есть мир, в конце концов, то, что прежний хозяин обращается к нему без церемоний, не должно было его волновать.

Сам Курасаки, соблюдая правила посещения больного, разговоров о работе не заводил. Кидзаэмон, казалось, тоже хотел бы избежать их. Его крупное благородное лицо потемнело, плотно сжатый рот скривился и временами открывался, словно в улыбке, от внезапного приступа кашля. Этот человек, который в домашнем кимоно из дорогой ткани юки полулежал на кушетке, из-за натянутого по грудь ярко-зелёного шотландского пледа выглядел ещё слабее. Его жизнь была лишь выставленной напоказ тенью прежнего богатства и напоминала отражение воды, что дрожала в стрехе старого, претендующего на бессмертие дома.

«Человек, родившийся богатым, достоин жалости, — размышлял Курасаки в поезде на обратном пути. — Ему в чём-то не повезло. Унаследованное богатство передаётся, как наследственный вирус».

Эти мысли принесли ему душевное спокойствие, фигура старого хозяина постепенно стала в его глазах маленькой и жалкой. Однако такая оценка была ошибочна. Впоследствии, когда Курасаки это заметил, он пожалел о своей недальновидности.

Встреча со старым Кидзаэмоном придала ему уверенности в планах слияния фирм. В июне тысяча девятьсот пятьдесят третьего года война в Корее закончилась, но благодаря грамотному распределению бюджета правительством сохранялись благоприятные условия для инвестиций. В августе со второй попытки приняли антимонопольный закон, картели, признанные убыточными и бесперспективными, утратили значимость. Наступил удобный момент для слияния. Компания «Осио-боэки» ещё оставалась сильным конкурентом, но у «Тихоокеанской торговли» дела ухудшились. Курасаки полагал, что недостаточно просто не обращать на них внимания. В это время Ямакава Кидзаэмон вызвал в Каруидзаву своего человека Муромати Дзюдзо, президента «Банка Ямакава», и приказал ему для реорганизации «Тихоокеанской торговли» потребовать, чтобы главой назначили Нагао Мицуру.

Нагао Мицуру среди восстановленных на работе бизнесменов был одним из самых выдающихся, плоть от плоти старой финансовой группы «Ямакава». Нагао нравились перестройки в любом деле, поэтому он охотно согласился занять пост президента. Узнав об этом, Курасаки был сильно раздосадован и целый день молчал. Не важно, что будет с «Тихоокеанской торговлей» с появлением столь крупной фигуры. Но понятно, что в случае слияния Нагао может возглавить «Ямакава-буссан».

В конце концов после всяческих передряг в феврале тысяча девятьсот пятьдесят четвёртого года слияние состоялось. Воскресла «Ямакава-буссан», которой, как немногим из ранее ликвидированных компаний, оставили её название.

Нагао стал президентом, Курасаки и Минами, президент «Осио-боэки», — вице-президентами.

Однако Курасаки, отбросив названия, ухватил суть. Соотношение объединённых акций выглядело так: самой прибыльной была «Централизованная внешняя торговля металлом», соотношение с «Оси-боэки» составляло один к полутора, с «Тихоокеанской торговлей» — один к одному, с «Внешней торговлей XX века», где дела шли из рук вон плохо, один к пяти. Благодаря этому акции, принадлежавшие Курасаки, выросли более чем в три раза. Все без исключения служащие вошли в состав обновлённой фирмы, среди них оказался и Сэйитиро. Курасаки из своего чистого, без единой пылинки, кабинета вице-президента наблюдал толчею на Маруноути и ждал: или истечёт срок полномочий нынешнего президента, или его хватит удар.

*

Курасаки Фудзико была стройной, элегантной и отчасти циничной девушкой. Она водила дружбу с разными мужчинами, но без колебаний собиралась предоставить своё холодно защищаемое целомудрие жениху, который пользуется доверием отца. По крайней мере, после знакомства она сочла Сэйитиро приятным внешне, однако тут же решила, что ему-то «нравятся фальшивки». Как и подобает дочери Курасаки Гэндзо, она больше, чем любви, жаждала быть полезной. В Сэйитиро её привлекло и то, что он не пускает пыль в глаза своей «чистой любовью». Это была первая ошибка. Она приняла его за честолюбца.

*