Дом яростных крыльев (ЛП)

Наконец, я встаю на ноги и перевожу внимание на окно и белые армейские палатки, которые позолотило заходящее солнце, а также на аккуратные ряды военных лодок, качающихся на волнах вдоль узкого острова.

Лодка Сильвиуса пуста, но значит ли это, что он перестал за мной следить?

— Юстус сопровождает короля в Тареспагию на очередной ужин в честь помолвки, поэтому моё слушание продолжится на следующей неделе после его возвращения.

Я поворачиваюсь к бабушке, глаза которой отрешенно блестят, словно она опять оказалась на суде, в поместье Юстуса, вернувшись в то время, когда уши моей мамы были ещё острыми, как и её ум, и когда меня ещё даже не существовало.

— Думаешь, он и в самом деле хочет мира, бабушка, или пытается выбить из меня признание?

Бабушка возвращается в реальность, в наш маленький голубой домик в Тарелексо, в котором мы были в безопасности до сегодняшнего момента.

— Регио ненавидят животных так же сильно, как они презирают людей, так что ни в чём ему не признавайся. И, Фэллон, ты больше никогда не поедешь на суд без меня, слышишь? Никогда.

Я даю ей обещание, хотя и не собираюсь его сдерживать. Я не могу этого сделать. Потому что единственная причина, по которой я должна вернуться на Исолакуори — это ворон, которого мне надо оттуда забрать, и я отказываюсь впутывать в это бабушку.

ГЛАВА 35

Бабушка возвращается на кухню, чтобы выбросить разбитую кружку, а я направляюсь в свою комнату. Сердце подпрыгивает у меня в груди, когда я дохожу до своей двери, а слова мамы звенят в голове.

«Фэллон. Уходи».

Ворон, должно быть, улетел, пока меня не было! Поэтому она так убедительно просила меня уйти.

Я так резко отворяю дверь, что чуть не падаю на пол своей комнаты, и мне удается удержаться на ногах только благодаря тому, что я со всей силы вцепилась в ручку. Несмотря на слабое освещение, которое стало ещё слабее из-за заходящего солнца и задёрнутых занавесок, я вижу всё довольно четко — шкаф, письменный стол, вазу с увядшими пионами, ворона, сидящего на столбике моей кровати.

Моя теория рассыпается, и на её место приходят облегчение и беспокойство. Облегчение, потому что было бы большой проблемой потерять птицу с железным клювом и когтями, а беспокойство, потому что теперь мне придётся заново разгадывать смысл тревожного наказа мамы.

Я закрываю дверь и облокачиваюсь на неё спиной, стараясь успокоить свой бешеный пульс. Ворон наблюдает за мной своими пугающими жёлтыми глазами.

— Я думала, ты улетел.

Я не должна ему ничего объяснять, но поскольку птица меня понимает, я решаю это сделать.

Птица и ухом не ведёт.

— Мама, похоже, убеждена, что мне надо уходить. И поскольку это она отправила меня в то подземелье, думаю, что это как-то связано с тобой.

Неужели я действительно изливаю свои мысли перед этим животным? На что я вообще рассчитываю? На совет? На наставление? Слова про подземелье могли быть совпадением. Всё-таки у моей мамы не всё в порядке с головой.

О чём я таком говорю? Это не было совпадением. Она предупредила меня о том, что Бронвен наблюдает за мной, и Бронвен наблюдала. Она сказала про золото в подземелье Аколти, и там были целые кучи золота.

Какие-то высшие силы используют маму как рупор.

Может быть, эти высшие силы и есть Бронвен?

Кто вообще такая эта Бронвен?

Стены моей комнаты исчезают. Потолок и пол тоже. Неожиданно я обнаруживаю, что смотрю в ущелье. Я выставляю руки, костяшки моих пальцев ударяются обо что-то твёрдое — стену из серого камня. Я растопыриваю пальцы на другой руке, но они не встречают сопротивления.

Я переношу вес своего тела в сторону и хватаюсь за камень, хотя не падаю.

Я… я плыву.

Святой Котёл, что со мной происходит? Я лихорадочно озираюсь вокруг в поисках чего-нибудь… кого-нибудь, но я одна в… Где я? В Монтелюсе?

Подо мной гремит поток.

Далеко-далеко внизу.

Несмотря на то, что сила гравитации не тянет меня вниз, я сжимаю камень, и напоминаю сейчас скорее ящерицу, чем женщину.

Я уже готова позвать на помощь, как вдруг замечаю, что на узком уступе подо мной что-то блестит. И из груди этого создания торчит чёрная стрела. Крик умирает у меня на губах, не успев вырваться наружу, и я начинаю моргать.

Ущелье пропадает, и я снова оказываюсь в своей комнате. Я сижу на корточках перед кроватью, сжимая пальцами деревянную раму так, что костяшки моих пальцев побелели, а мышцы на бёдрах пульсируют так же сильно, как и бицепсы.

Мои губы дрожат от частых вздохов.

Это было видение?

Теперь у меня появились видения?

Может быть, именно они атакуют мамин разум и выводят её из равновесия?

Несмотря на то, что сейчас я не болтаюсь над ущельем глубиной в несколько десятков метров, я осторожно выпрямляюсь. Стыдно признаться, но я гляжу на пол, чтобы убедиться, что там ничего нет. Конечно же, я вижу только блестящие точно свежий мёд половицы.

Наконец, я поднимаю взгляд на ворона и вздыхаю.

— Думаю, я знаю, где искать твоего следующего друга.

Я запускаю руку в волосы, убираю локоны с лица и смотрю на окно. Пара шагов — и вот я уже стою рядом с ним, отодвигаю занавеску и смотрю на вершины гор, окутанные смогом.