Дом яростных крыльев (ЛП)

— Сделав то, что я сделала восемьдесят два года назад.

Мой пульс ускоряется, потому что я, кажется, понимаю, к чему она клонит.

— Что ты сделала?

— Я продала свою девственность на аукционе.

— Ты… — я морщу нос и качаю головой. — Нет. Я бы никогда…

Антони выходит из кухни, и воздух наполняется солёным запахом перламутровой чешуи и острым ароматом порезанного лука. Он приближается ко мне, и мне кажется, что он собирается схватить меня за талию, но его цель — раковина.

Он опускает руки в мыльную воду, после чего берёт кусочек мыла и начинает тереть его между ладонями.

— Что задумала, Катриона?

Её плотно сжатые указательный и средний пальцы взмывают вверх — этот вульгарный жест популярен среди полукровок и людей.

— Не твоё дело, Антони.

— Если это касается Фэллон, то это моё дело.

Моя спина напрягается, потому что один поцелуй не делает меня его делом.

Он вынимает тряпку из моих крепко сжатых побелевших пальцев и вытирает ею руки.

— Я серьёзно, Катриона. Не надо её развращать.

Она фыркает.

— Это что-то новенькое, особенно из уст мужчины, переспавшего с гораздо большим количеством людей, чем я, дело которого… ловить рыбу…

Она достаёт грецкий орех, обжаренный с розмарином, из миски, которую я только что наполнила, и закидывает себе в рот. Хорошенько его прожевав, она добавляет:

— А не любовниц.

Антони и Катриона сердито смотрят друг на друга, и я на секунду задумываюсь, а не спали ли они когда-нибудь, но я быстро останавливаю себя, так как предпочитаю не знать.

Какофония звуков с пристани проникает в таверну и разрезает стену тишины, которая заменила собой деревянную барную стойку.

— Вот ты где! — Фибус запускает руку в свои светлые локоны, его брови низко нависают над его блестящими изумрудными глазами.

Как вовремя.

— Вот я где.

Он упирается локтем в барную стойку и набирает пригоршню орехов.

— Мы с Сиб всю ночь искали…

Его голос растворяется в воздухе, когда Антони переплетает свои пальцы с моими.

Я не сжимаю руку вокруг его руки, но и не отдёргиваю её.

— Мы продолжим с того места, где остановились, когда в таверне не будет так много народа.

Катриона достает ещё один грецкий орех, после чего разворачивается, зашуршав синей шёлковой тканью, и поднимается вверх по деревянной лестнице, которую я недавно подметала, потому что дети Флоры заболели — опять — а Сибилла решила вздремнуть. Честно говоря, я не могу сказать, что это бессмысленное занятие было мне неприятно.

Антони заводит прядь волос мне за ухо.

— В котором часу ты заканчиваешь?

— Я не знаю.

Фибус закидывает орехи себе в рот, увлечённо наблюдая за нашим взаимодействием.

— Это неважно. Я сказал Маттиа и Риккио, чтобы они встретили меня здесь после того, как мы закончим с доставкой.

Я отрываю взгляд от своего ухмыляющегося друга и перевожу его на Антони, который воспринимает это как приглашение к тому, чтобы наклониться и поцеловать меня. У его губ вкус соли, солнца и греховных обещаний. Я так нервничаю, что мои губы остаются неподвижными, как и моё тело. Даже моё сердце как будто затвердело и напоминает теперь мои кости.

Я прижимаю ладони к его груди и быстро отрываюсь от его губ.

— Не здесь.

— Извини.

Он проводит по моему острому подбородку своим шероховатым большим пальцем, после чего отступает.

— Увидимся позже, синьорина Росси.

Фибус поворачивается вместе с Антони и наблюдает за тем, как он уходит. Уголки его губ трогает улыбка.

— И вот, тайна, почему Фэллон оставила нас, раскрыта. Рассказывай. В-С-Ё!

Ему удается разделить последнее слово на большее количество слогов, чем оно содержит.

— Я не по этому не пошла.

Моё лицо начинает гореть.

— Не из-за него.

— Ага-ага.

— Клянусь. Я думала, что не получила ленту, поэтому пошла гулять.

— В постель к Антони?

Я хватаю орех и кидаю в его ухмыляющееся лицо.

— Заткнись.

Когда он перестает надо мной посмеиваться, он говорит, на этот раз очень серьёзно:

— Как ты думаешь, почему ты не получила ленту? Ты одна из любимиц Данте.

Я пожимаю плечами.

— Репутация Росси и всё такое.

— Позволь мне сказать, Данте был очень расстроен.

Фибус оглядывается и смотрит на окна, выходящие на пристань, черты его лица нехарактерно напрягаются.

— И он определенно будет расстроен ещё больше, когда узнает, как ты провела эту ночь.

Кончики его ушей выглядывают из-под его гладких волос, доходящих ему до плеч.

— Мне нравятся петушиные бои, но я не знаю, как отнестись к бою, который ты затеваешь, Капелька.

Я закатываю глаза, услышав прозвище, которым он так любит меня называть.

— Ты разве забыл, что мы ровесники, Фибс?

— Я называю тебя так, потому что ты крошечная.

— Я не крошечная. Это ты безумно высокий.

Какое-то мгновение мы улыбаемся друг другу, но затем то, что он сказал, нависает над нами, словно те вечные облака, скрывающие наши горы.

— Им нет причины за меня драться.

— Разве?

— Между Антони и мной… всё несерьёзно. Мы только целовались. А Данте… Ну, я слышала, что он имеет виды на принцессу.

Фибус фыркает.

— Ради Бога. Поверь мне. Между этими двумя нет совершенно никакой симпатии. В отличие от вас двоих.

Он засовывает в рот очередную горсть орехов.