Дом голосов

Пришла зима, которой мы ожидали и также боялись. Выпал обильный снег. Он шел целыми днями, без перерыва. Потом переставал, но мы знали, что ненадолго, потому что небо по-прежнему было белым, нависало над головой.

Мне надоело все время сидеть дома. Но папа молчит, чтобы не сердилась мама, которая как раз считает, что в такую пору нужно быть в тепле. Однажды утром, за завтраком, папа сообщает, что собирается на охоту с луком и стрелами. Он заметил следы великолепного оленя, который бродит в окрестностях, жалко такого упустить. У нас будет много свежего мяса, нам не придется все время питаться консервами. Мама терпеливо слушает его, кивает, но еще не убеждена окончательно. Я перевожу взгляд с одного на другую, хочу понять, чем это закончится. Папа приводит целый ряд основательных причин, сдабривая их капелькой здравого смысла. Мама не перебивает его, знает, что за ней останется последнее слово. Я надеюсь, что она скажет «да» и нам будет чем заняться в эти нескончаемые дни. Будем резать и солить мясо, выделывать шкуру. Может, папа на счастье повесит в доме голову оленя. Мама наконец высказывается, но такого решения никто от нее не ожидал.

— Хорошо, но мы пойдем все вместе, — говорит она с улыбкой.

Радость переполняет меня, глаза искрятся.

Мы с мамой готовим еду в дорогу, хлеб со сгущенкой, и наливаем во флягу свежей воды с малиновым сиропом; все это кладем в матерчатый рюкзак. Папа смазывает жиром тетиву, вешает на плечо колчан с тридцатью острыми стрелами. Мы оставляем огонь в печи, чтобы дом не выстыл к нашему возвращению. Надеваем пальто, шерстяные шапки, толстые шарфы.

Мы идем, проваливаясь в глубоком снегу. В лесу тихо. Будто земля поглотила все звуки. Малейший звук отскакивает от невидимых стенок, созданных эхом, пока не теряется вдали.

Папа обнаружил следы оленя, гонится за добычей, опережая нас на несколько метров. Я держусь за мамину руку, знаю, что нужно молчать. С бьющимся сердцем наблюдаю за происходящим. Потом неизвестно почему поднимаю глаза к небу. И замираю. Поскольку говорить нельзя, поднимаю руку и показываю маме на то, что увидела. Она тоже это видит и зажимает рот рукой, чтобы не закричать. Но папа все равно слышит ее подавленный вопль. Возвращается к нам, хочет понять, что происходит. Наконец, взглянув наверх, тоже застывает неподвижно.

На ветке дерева, очень высоко, подвешены три пары кроссовок. Две для взрослых, одна детская. Медленно раскачиваются, как маятник, под холодным ветром в лесу.

Я сразу думаю о прежних обитателях фермы Штрёмов. Тех, которые ушли отсюда перед тем, как явились мы. Но как можно уйти без обуви, спрашиваю я себя. Ответ простой: эти люди никуда не уходили. Они все еще здесь, или же кто-то увез их насильно.

Тогда я понимаю, что либо они мертвы, либо тот, кто забрал их, до сих пор где-то очень близко. И я не знаю, что страшит меня больше.

— Мама, что случилось с теми людьми?

Она молчит, пробует улыбнуться, но тревога слишком сильна: губы неестественно изгибаются, улыбка становится гримасой.

Вечер. В гостиной растопили камин. Папа обходит дом, проверяет — я точно не знаю, что именно. В итоге мы не подстрелили оленя. Вернулись назад, оставив кроссовки раскачиваться наверху.

— Хочешь, пришьем второй глаз твоей кукле? — спрашивает мама, желая отвлечь меня от мыслей о том, что случилось сегодня.

— Спасибо, не надо, — вежливо отвечаю я. — Моей кукле и так хорошо. У нее один глаз, но им она может видеть вещи, которые мы видеть не можем. Невидимые вещи.

Маму пробирает дрожь. Может быть, моя кукла внушает ей страх.

Пока я сплю, моя тряпичная кукла видит, как мама и папа спорят в кухне.

— Нужно быстрее уходить отсюда, — говорит мама, чуть не плача.

— Мы не сможем пуститься в путь до весны, ты сама это знаешь: придется подождать, пока снег растает, — отвечает папа, пытаясь ее успокоить.

— А если они придут и за нами тоже? — спрашивает она, глядя на него в отчаянии.

Моя кукла не понимает, кто это должен с минуты на минуту прийти за ними.

— Ты тоже видел кроссовки на дереве, коров в стойле, — продолжает мама. — И мы не задумывались, откуда взялись эти вещи, которыми полон дом, и почему те, кто были здесь до нас, оставили их.

— Верно, не задумывались. Но нам было нужно где-то обосноваться, иначе мы бы не выжили.

Мама хватает папу за рубашку, притягивает к себе.

— Если они придут, то уведут ее, и мы ее больше никогда не увидим… — И добавляет: — Чужим неинтересно знать, кто мы и что мы, они только хотят причинить нам зло.

Кукла слышит это слово. Чужие. И тут же передает мне. Я тоже слышу его впервые. И впервые у меня возникает впечатление, что мы не сами избрали для себя кочевую жизнь. Мы бежим от чего-то, хоть я и не знаю от чего.

Зима длинная, и в ожидании весны мы всячески стараемся скрыть наше здесь присутствие. Например, разводим огонь в печи или в камине, только когда стемнеет, чтобы издалека не было заметно дыма.