Дом-фантом в приданое

Иногда Олимпиаде даже нравилось, что Олежка как будто сирота — не бывает никаких проблем с потенциальными родственниками! К ним не нужно ходить «на чай» и звать их к себе тоже не нужно, и наплевать, что там думает его мамочка на ее счет, и наплевать, как именно она представляет себе семейную жизнь сыночка, и не надо запоминать дни рождения и что-то такое выдумывать с поздравлениями и подарками, и вообще никак не нужно соотносить себя с чужой семьей и их интересами! Все Олежкино свободное время принадлежит только им двоим, и они могут использовать его по собственному усмотрению, не обращая ни на кого внимания, — а это ведь самое главное!

Но все же судиться с родителями из-за денег казалось ей не слишком… красивым.

— А брат вообще безработный, так он сказал, что кукиш ей с маслом, от пособия по безработице уж точно не отсудят! Говорит, пойду на биржу, специально встану на учет, чтобы она сообразила, что от него ей ничего не достанется! Он мне тоже сегодня звонил.

— Зря вы так, — пробормотала Олимпиада. — Это же ваша мать, не кто-нибудь…

— Да ладно! Что ты понимаешь! Сама-то небось тоже к мамашке не побежала, когда у тебя тут бомба взорвалась! И еще меня учишь!

— Я тебя не учу, я просто так…

— Ну, а раз так, — сказал Олежка и зевнул, — давай закроем эту тему. А где пульт от телевизора?

— Не знаю.

— Опять эта дура была, соседка твоя? — Олежка поднял с дивана плед, стал под ним шарить и быстро нащупал пульт. — Она вечно с пультом балуется! Зачем ты ее пускаешь, Липа? Сопрет у тебя чего-нибудь, будешь потом слезы проливать!

— Ничего она не сопрет, я ее сто лет знаю!

— Да она на рынке торгует!

— У нас полстраны на рынке торгует!

— И всех надо к себе в дом пускать, да? Лимитчица, с черножопыми валандается, а ты ее чаями с кофеями поишь!

— Олежка, я не люблю, когда ты так говоришь.

— А я не люблю, что она таскается сюда! Не пускай ты ее, ради бога, на что она тебе сдалась! Еще заразу какую-нибудь занесет!

— Олежка!..

— А что? Очень просто, от черножопых!

— Олежка, прекрати ты этот расизм, — попросила Олимпиада. Слушать его больше она не желала. — Лучше вымой руки и садись ужинать.

— Найди мне пульт сначала, — буркнул он сердито, быстренько затолкал руку между валиком и подушкой и разжал пальцы. Пульт канул в щель.

Из кухни прибежала Олимпиада, стала искать, конечно же, ничего не нашла, и, ворча и чувствуя себя абсолютно правым — баб дур надо учить! — Олег отправился в ванную.

Там он помыл руки глицериновым мылом, посмотрел на себя в зеркало, оттянул щеку и изучил прыщик, вскочивший утром на шее. Прыщик был довольно мелкий и не слишком заметный, но все равно он его «беспокоил». Олежка поискал одеколон, нашел его на обычном месте — за деревянной дверцей шкафчика, побрызгал, переждал, пока щипало, и снова оттянул щеку.

Когда он вернулся. Олимпиада, пыхтя, ползала по ковру. Голова ее была под диваном.

— Представляешь, куда завалился, — сказала она и села на ковре. В руке у нее был пульт. — И Люсинда тут ни при чем. Она телевизор не смотрела!

— Значит, все-таки приходила! — констатировал Олежка и потрогал прыщ, который опять защипало. — В следующий раз приеду, чтоб ее тут не было!

— Да ее и так нет, — возмутилась Олимпиада и дала ему пульт. — И что ты все бухтишь, я не понимаю! Тут такие события, а ты ко мне привязался!

— А у меня что? У меня не события? Мать, чокнутая, в суд подает, заказ увели, и знаешь, кто увел? Тырышкин, гад! Пришел к Бортко и сказал, что он на ту трехкомнатку уже трех клиентов нацелил, а на самом деле клиент был всего один, а остальные какие-то его приятели, и он с ними ездил! Уж не знаю, чего они там делали, только это не клиенты были!

— Да, — сказала Олимпиада, которой решительно наплевать было и на Тырышкина — знать бы хоть, кто это такой! — и на клиентов, и на трехкомнатку. — У меня тоже начальница сегодня «Цыганочку» с выходом закатила.

Олежка не стал спрашивать про начальницу, как и Олимпиада не уточняла про Тырышкина, и они сели ужинать. Ужин был так себе, ничего особенного, а Олимпиаде хотелось вкусного.

Но она дала себе слово, что к лету обязательно купит что-нибудь новое и необыкновенное, платье, а может, бирюзовую рубаху, как у Рене Зельвегер, и по этой причине следовало экономить. Олежка же никогда ничего не привозил, вот и пришлось довольствоваться макаронами под соусом «болонез», который она замечательно научилась готовить из привядших помидоров, томатной пасты, чеснока и натертого на терке старого сыра.

Олежка съел целую тарелку макарон и огляделся в поисках дополнительной еды, но ее не было.

— А к чаю что?

Олимпиада призналась, что к чаю только сушки.

— Ты разве не знала, что я приеду?

— У меня денег мало, — сообщила Олимпиада. — Дверь придется ставить, коробку менять, и вообще, лето скоро.

— У меня денег нет, — быстро сказал Олежка и убрался из кухни, видно, боялся, что она попросит.