— Я улыбался? — снова промямлил Джилл, теперь уже хмурясь. И почти полностью проснувшись, он попытался вспомнить, что же ему снилось. У него имелась своя теория относительно сна или, правильнее сказать, сновидений. Насчет того, что они — расчетные палаты для всего мусора мира яви. Он знал историю о том, как Фридрих Август Кекуле увидел во сне бензольное кольцо, и слышал о многих писателях, произведения которых имели странную привычку приходить к развязке во время сновидений автора. Да и для Джилла не впервой, когда его трудности находили решения в глубинах его подсознания.
— Да, ты улыбался, — подтвердил спецагент, — если это верное описание. На самом-то деле, улыбка вышла мрачноватая, но это определенно была улыбка. И что из этого?
— Погоди! — оборвал его, подняв руку, Джилл. И Тарнболл подождал... в то время как Джилл повернул голову, чтобы посмотреть на огромный кристалл и прислушаться к нему. Никто иной в этом мире, никакой человек ничего бы не услышал, но Спенсер Джилл не походил ни на какого другого человека. И для него многогранный камень, этот огромный кристалл, был живым существом ничуть не в меньшей мере, чем любая другая машина. Живой машиной, пытавшейся поговорить с ним... точно так же, как пыталась поговорить с ним во сне!
— Господи! — воскликнул он, выпрямляясь. Остальные услышали и подбежали к нему. Все, за исключением Фреда Стэннерсли, лежавшего без сознания, небрежно связанным и с повязкой на глазах там, где его положили на хранение.
— Спенсер, что такое? — Анжела упала на колени в щебень рядом с ним.
Но Джилл отстранил ее, а также остановил других, подняв руки и задыхаясь, попросил:
— Отойдите-ка все! Ты тоже, Джек. Предоставьте теперь это дело мне. — И особо Тарнболлу:
— Я не единственный, кто сейчас только что проснулся. Этот кристалл, Дом Дверей, тоже пробудился ото сна. Прежде он был не особенно активен. Но сейчас он активен, и мне будет намного спокойнее, если вы все уберетесь от него подальше.
Барни прибежал вместе с остальными. Явно нервничая, он лизнул Джилла в лицо, глухо заскулил и заметался на свойственный только ему лад. Но обегая вокруг Джилла, он случайно столкнулся с сумкой-баулом — и тут же шарахнулся от нее прочь.
И Джилл ощутил то же, что и пес: вибрацию, пощипывание, покалывание, дрожь, — такое же ощущение, какое испытывал на поляне с плитой для жертвоприношений, и еще раз в мире пораженного раком мозга Джорджа Уэйта. Тогда он призвал:
— Ребята, вы должны отойти отсюда подальше, — крикнул он. — Я имею в виду, что вы должны отойти немедленно!
Когда они принялись отходить, причем Анжела — с неохотой, Джилл резко раскрыл сумку-баул и достал жало-антенну и поврежденный глаз. Рослый спецагент по-прежнему оставался с ним и спросил:
— Тебе чего-нибудь нужно? Не могу ли я чем-нибудь помочь? Черт, кажется, каким-то не правильным, что опасности должен подвергаться только ты один!
Джилл посмотрел на него и согласился:
— Оставайся, если ты настаиваешь, покуда девушки и остальные держатся подальше. В любом случае, если с нами чего-то произойдет, то, вероятно, произойдет и с ними тоже.
— Так что же все-таки происходит? — подступил поближе Тарнболл.
Джилл посмотрел на жало у себя в левой руке и на глаз в правой.
— Эти штуки активированы, — сказал он. — Или, скорее, реактивированы — присутствием кристалла. Это машины пришельцев, Джек, и, словно маленькие магниты, они находятся под влиянием того большого магнита, Дома Дверей. И вот эта, глаз, сосет энергию как безумная.
Он положил жало и заглянул в разбитую чашу глаза.
И оттуда на него смотрело отраженное в бледном свете звезд его собственное лицо. Оно должно быть его собственным лицом, но он видел его перевернутым и не мог сказать наверняка — свое ли. А Тарнболл-то стоял на противоположном конце и увидел лицо в правильном ракурсе. Что было и к лучшему, так как Джилл внезапно оцепенел, его собственное лицо, казалось, скомкалось в какой-то невыносимой муке, когда он упал на колени!
Но спецагент резко дернулся и заорал:
— Баннермен! — и выхватил глаз из рук Джилла.
Глаз этот пылал лучистым светом.
Джилл растянулся на земле, прижав руки к голове, но теперь, когда Тарнболл забрал у него глаз, внезапная, мучительная боль отступила также быстро, как и появилась. Он сделал глубокий вдох, почувствовал, как силы снова вливаются в него... и одновременно ощутил со стороны глаза стремительное нарастание взрывной энергии. Кренясь, он поднялся на ноги и заорал:
— Джек, сейчас же избавься от него!
Предупреждение едва ли требовалось Тарнболлу, руководствуясь инстинктом, спецагент уже начал действовать.
Отброшенный изо всех сил «мертвый» глаз, сам по себе являющийся экраном, описал дугу, уносясь в ночь и вниз за отвесные скалы, окаймляющие впадину. А ослепительная сетка, прочертившая след его отвесного полета вниз, и громовой взрыв бомбы, от которого по горам прокатились барабанные раскаты, и блестящий белый свет, озаривший небо, даже чересчур доходчиво сообщили, какая судьба ждала бы всех действующих лиц, не прояви Джек Тарнболл инициативу.