Дом духов

Спустя две недели Альба организовала прогулку с детьми из общественной столовой в фургоне, который ей одолжили священники их прихода. Она взяла с собой корзины с едой, сумку с апельсинами, мячи и гитару. Никто из детей не обратил внимания на то, что по дороге она подсадила в машину какого-то белокурого мужчину. Альба вела тяжелый фургон с детьми по той же горной дороге, по которой проехала когда-то с дядей Хайме. Ее остановили два патруля и заставили открыть корзины с продуктами, но заразительное веселье детей и невинное содержимое сумок отвели подозрения. Они смогли спокойно проехать к месту, где было спрятано оружие. Дети играли в пятнашки и в прятки. Мигель организовал футбольный матч, потом посадил всех в кружок и рассказывал сказки, а позже они вместе пели песни до хрипоты. Украдкой он начертил план местности, чтобы вернуться сюда со своими товарищами под покровом ночи. В этот счастливый день, проведенный на природе, они на несколько часов смогли забыть о напряжении военного времени и наслаждаться теплым солнцем в горах, слушая крики детей, которые впервые за много месяцев беззаботно играли среди камней и кустов.

– Мигель, мне страшно, – сказала Альба. – Неужели мы никогда не сможем жить как обычные люди? Почему бы нам не уехать за границу? Почему бы не убежать сейчас, пока еще есть время?

Мигель показал на детей, и Альба поняла, что он хотел ответить.

– В таком случае разреши мне уйти с тобой! – умоляла она, как уже не раз делала прежде.

– Сейчас мы не можем принимать неподготовленных людей. А уж тем более влюбленную женщину, – улыбнулся Мигель. – Будет лучше, если ты продолжишь свое дело. Нужно помогать этим бедным детишкам и их родителям, пока не наступят лучшие времена.

– По крайней мере скажи, как я могу найти тебя!

– Если тебя схватит полиция, лучше ничего не знать, – ответил Мигель.

Она содрогнулась.

В течение следующих месяцев Альба стала продавать мебель из дома. Поначалу она осмелилась вынести вещи только из нежилых комнат и из подвала, но когда все это было продано, начала уносить один за другим старинные стулья из гостиной, барочные консоли, колониальные сундуки, резные ширмы и даже столовые гарнитуры. Сенатор видел это, но ничего не говорил. Он подозревал, что его внучка собирала деньги на что-то запрещенное, подобно тому как догадывался, что она проделала с оружием, похитив его, но предпочитал как будто не знать об этом, чтобы поддерживать неустойчивое равновесие в этом шатком мире, который почти уничтожил его. Он чувствовал, что события вышли из-под его контроля, а единственное, что по-настоящему имеет значение для него, – это его внучка, которую он не должен потерять, ведь только она еще связывала его с жизнью. Поэтому, когда со стен дома стали исчезать одна за другой картины и старинные ковры, шедшие на продажу новым богачам, он тоже ничего не сказал. Он чувствовал себя очень старым и очень усталым, у него не осталось сил бороться. Граница между тем, что казалось ему хорошим, и тем, что он считал плохим, уже стиралась. По ночам, когда сон заставал его врасплох, ему снились кошмары, в которых он поджигал кирпичные домики. Он решил, что если его единственная наследница надумала разорить дом, он не станет противиться этому, потому что ему уже недалеко до могилы, а туда все равно ничего не возьмешь. Альба хотела поговорить с ним и все объяснить, но старик отказался слушать сказку о голодных детях, которые получали милостыню в виде тарелки супа от продажи его французского гобелена, или о безработных, которые вторую неделю держатся за счет продажи его китайского сервиза. Он продолжал считать, что все это было чудовищными происками международного коммунизма, но нельзя взваливать ответственность за это на плечи Альбы. Однако в один прекрасный день, когда он вернулся домой и не увидел портрета Клары, висевшего при входе, он решил, что дело переходит границы его терпения, и рассердился на внучку.

– Черт возьми, где портрет твоей бабушки?! – прорычал он.

– Я продала его английскому консулу, дедушка. Он сказал, что передаст его в один из музеев Лондона.

– Я запрещаю тебе выносить из этого дома хоть что-нибудь! С завтрашнего дня у тебя будет счет в банке на булавки, – ответил он.