– Нет, она бы не поняла, – произнес холодный голос позади него. Он обернулся и увидел, как его сестра-близнец, Дайдо, наблюдает за ним, одной рукой играя с кинжалом – украшенной драгоценными камнями рукоятью.
Она уже много лет мечтала вонзить его в сердце Люциана.
– Пришла на финальный бой, Ди? Тебе следует поберечь свои силы для Испытания. – Люциан встал и пошел рядом с ней, их шаги эхом отдавались в мраморных коридорах.
– Я могу победить тебя меньше чем за пять минут. Не веди себя так, словно мне придется напрячься. – Она пристально посмотрела на Люциана, ее глаза были того же медного цвета, что и у него.
– Ты действительно хочешь, чтобы наш последний разговор был полон оскорблений? – спросил он.
– Да.
Они замолчали. Надменная тишина всегда сопровождала их общение. Стражники в ливреях с вышитым изображением синего Дрейка – личного дракона дома Сабель – стояли по стойке смирно по обе стороны зала, держа наготове серебряные щиты и копья. Справа, сквозь высокие мраморные арки Люциан мог увидеть сверкающий изгиб залива. Дворец Сабель, самое роскошное сооружение во всей столице Антонина, располагался рядом с огромным рынком, сердцем торговли Картаго. Все, что вы когда-либо желали, ждало вас там, и о любой цене можно было договориться. Финики, специи, масла, рулоны алого шелка, цветы белых хризантем, масарская керамика, тигры в клетках, груды апельсинов и бочки с вином – все для продажи. Люциан вспомнил, как ребенком бегал сквозь лабиринт прилавков, а Дайдо гналась за ним, как разноцветные шелковые навесы раздуваются на ветру, словно корабельные паруса.
– Солнце – это лимон, – хихикнула бы Дайдо, щурясь из-за яркого горизонта. – Его сок щиплет мне глаза. – Во времена, когда они с его сестрой еще любили друг друга, Люциан снял бы свою кепку и отдал бы ей.
– Помнишь, как мы были маленькими? – спросил он.
Дайдо стиснула зубы.
– Да. – Она вздохнула. – Но не хочу.
Люциан кивнул.
– По крайней мере, у нас есть хоть что-то общее.
Круг созыва находился в самом сердце дворца, на открытой арене, окруженной кремовыми глыбами песчаника. Первый правитель Картаго из рода Сабель, Гай, вырезал на камнях водяные лилии. Легенда гласила, что он сделал это в честь своей жены Айзабель: Цветка Войны. Когда империя расширилась до берегов Картаго, Гай прибыл на спине своего огненного дракона, готовый к битве. Айзабель, темноглазая правительница, встретила его с тысячей кораблей. На своих коленях она держала меч и недавно сорванную лилию, усыпанную росой. Она предоставила Гаю выбор: меч или лилия. Война или она.
Великий завоеватель взглянул на королеву-воительницу и был побежден. С тех самых пор семья Сабель приняла обычаи и людей Картаго как своих собственных. Говорили, что любовь правила сердцами мужчин из рода Сабель.
Это были истории, которые сочиняли победители, чтобы придать своему завоеванию романтический блеск. Ты можешь сжигать все в огне и пролить столько крови, сколько тебе заблагорассудится, если все это закончится свадьбой.
Люциан и Дайдо обнаружили своего отца в круге, где их драконы сидели и ждали зова. Стоило Люциану свистнуть, его дракон, Тихея, расправила свои крылья и выпятила грудь. Она была прекрасна: цвета черно-синего мрамора, как и все чистокровные Дрейки. Тихея покачала треугольной головой с заостренной челюстью. Ярко-голубая бахрома вокруг глаз расширилась, будто взъерошенные перья. Люциан пока не мог подойти к ней, сначала его отец.
– Мои дети. – Лорд Гектор Сабель обнял Люциана и Дайдо. Он нежно поцеловал сына в щеку, но того пронзила боль. Трудно было ненавидеть человека с глазами, полными печали. – Я теряю вас.
Так и было. Дайдо предназначалась Испытанию, а Люциан – храму. Ему повезло, что его сестра была первенцем. Он боялся подумать о том, что произошло бы, если они поменялись бы местами.
Гектор нахмурился и вперился взглядом в коротко остриженные волосы Люциана. Люциан не мог не поморщиться в ответ. Как только Дайдо станет императрицей – а она ею станет, если только наследница Вольска не окажется столь опасной, как предполагали слухи, – ее подвергнут стерилизации в соответствии с имперскими требованиями. Ни один император или императрица не должны иметь детей, которые могли бы претендовать на престол. Люциан тем временем проведет остаток своей жизни, выращивая овощи и прядя шерсть.
Если это была цена, которую он заплатил за прекращение проклятого рода Сабель, то тем лучше. Скоро он обретет покой, вставая на рассвете, подметая полы в храме и кормя голодных. Люциан представил толпу людей в лохмотьях, стекающуюся к нему за помощью. Он будет заботиться о них, перевязывать раны, утешать в болезни. Это была слишком хорошая жизнь для таких, как он, но он жаждал ее.
Совсем скоро.