Дом дервиша

Георгиос смотрит на своего курящего друга. Циничный манипулятор, сплетник не хуже, чем старая вдова, очень мстительный и скрытный, Константин совсем не тот человек, с кем хотел бы подружиться Георгиос. Семья Константина якобы имеет столь же старинную историю, что и город, давший имя дельте, это сыны и дщери самого Александра. Константин говорит на семи языках, включая древнегреческий, симпатизирует пяти религиям, хотя и не принадлежит ни к одной из них, учился в трех университетах в столицах трех бывших империй. Национализм, а потом исламизм, оба политические изобретения XX века, разрушили греческую цивилизацию в Египте, которая существовала три тысячи лет — сначала в Каире, вечном политическом горниле. Но космополитичная, разлагающаяся Александрия не могла оставаться равнодушной к силам, сотрясающим исламский мир. Свиные беспорядки, как их называли александрийцы, — правительственные акции с целью пресечь распространение H1N1, свиного гриппа, привели к массовой гибели свиней и чистке рядов немусульманских сообществ. В Александрии копты все еще были сильны, а потом жертвой религиозного гнева пала маленькая и слабая греческая диаспора. За десять дней их стерли из истории. Константин лично видел языки пламени, которые вырывались из купола собора Святого Афанасия, и улетел следующим же рейсом. У него все еще имеется кое-какая собственность в городе, которой он управляет через подставные фирмы, а деньги получает благодаря посредникам и продажным чиновникам, на жизнь в Стамбуле хватает. Из одной умирающей греческой диаспоры в другую. Упадок, медленное поглощение внешним миром, «хюзюн», как стамбульцы называют меланхоличную ностальгию.

— Я видел Ариану.

— Говорил с ней?

— Нет.

— Надо поторопиться, Ферентину. Она уедет в пятницу.

— Откуда ты знаешь?

— Мы не единственные греки в Бейоглу. Я могу дать тебе ее номер.

— Позвонить ей?

— У тебя есть дело, которое так и висит неоконченное вот уже больше сорока лет.

— Задолго до того, как твоя нога вообще ступила в Эскикей, — внезапно огрызается Георгиос. — Ты думаешь, что все знаешь, а на самом деле ни черта не смыслишь. Ты просто старый сплетник, вот ты кто.

Он поднимается из-за стола и бросает горсть монеток. Да, дело не окончено вот уже сорок семь лет, но Константин, устроившийся удобно, как блоха в изгнании в собачьей шерсти, думает, что все сводится к безответной любви. Любовь была, но время и политика превратили ее в желание оправдаться: Георгиос Ферентину боится, что Ариана Синанидис винит его в смерти Мерьем Насы.

Недждет не может вспомнить, когда его нога ступала в мечеть, но тело все помнит. Омыть ноги, руки, лицо, шею, уши. Омыть водой из сердца Хизира. Зеленый святой удалился, джинны тоже отпрянули к краю их мира, но он слышит их шепот, словно шорох листьев на ветру. Их всегда привлекают мечети, алтари, священные камни. Недждет оставляет в алькове кроссовки. По всей обстановке, от мозаики на полу до массивных медных светильников, Недждет понимает — Тюльпановая мечеть некогда была очень богато украшена, но постепенно обеднела, как и весь район в целом, и не может позволить себе содержать охранника-пенсионера, который присматривал бы за обувью. Ковер под ногами толстый и мягкий, Недждет зарывается туда пальцами ног. Джинны толкаются у дверей в мечеть, трепещут и шелестят. Закон Аллаха запрещает им входить сюда.

Тарикат собрался под ложей, приподнятой платформой, где молятся представители аристократии, на пару метров ближе к Всевышнему, но Недждет пока что не присоединяется к ним. Он помнит другие, въевшиеся рефлексы. Он опускается на ковер лицом к михрабу[77] на колени и совершает земной поклон. Тело не забыло движения, а язык не забыл арабский. Ритуал овладевает им, растягивает мышцы. Он снова садится, положив руки на колени. Колоссальное умиротворение. Недждет поднимает голову и смотрит на кафельную облицовку купола. Там видны какие-то слова, растянутые и скрытые среди геометрических узоров, тайные слова. Если сосредоточиться, то он сможет их различить. Девяносто девять прекрасных имен Всевышнего, переплетающихся со стебельками и листьями цветов. Райские кущи цветут на плитке, которой облицован купол. Что это за цветы? Тюльпаны. Это же Тюльпановая мечеть. Недждет внезапно осознает, что это красивое здание, а он ничего не знает о нем. Сколько ему лет, кто его построил и зачем? Роскошное здание, а он и не в курсе. Место, где он живет, дом дервиша… Он всегда воспринимал его просто как место для того, чтобы поспать, покурить, скрыться, а ведь у этого дома история, в него вплетены жизни, в нем жили святые. Он внезапно понимает, что дом дервиша очень и очень старый. Что появилось первым — текке или мечеть? Кто были те дервиши, что решили возвести там свой дом? Что привлекло Исмета и новых дервишей — здание, история, Всевышний или что-то еще?

— Мир вам, — говорит он и садится на ковер рядом с братьями.