Дом черного дрозда

Сегодня льдом покрылись только отмели, но этого было достаточно. Вайолет была рада, что для нее нашлась работа. Она не хотела думать о влюбленном внуке. Она не хотела думать о том, что, когда она была помоложе, родимое пятно у нее на лице саднило только на солнце, а теперь боль была постоянной. К тому моменту, когда она вырубила два квадратных блока, плечи у Вайолет уже безумно устали. Она посмотрела на дом и увидела струйку дыма, поднимающуюся из трубы. Дори разобралась с капризной плитой без инструкций. Она сделала это без малейшего затруднения.

Когда прямо перед ней стремительно взмыла ввысь большая птица, Вайолет думала как раз о том, что некоторые люди знают, как справляться с тем, что с ними происходит в этом мире, а вот другие нет. Это был белый дрозд, которого время от времени видели на их усадьбе, странное создание, быстро исчезающее в облаках.

Вайолет так и не поняла, видела ли она его на самом деле, но крик птицы вспугнул старика Бобби, привязанного к молоденькому деревцу. Один сильный рывок, и глупая лошадь запаниковала еще больше, когда позади нее запрыгала тележка. Бобби помчался вскачь. Он мчался, не разбирая пути. В следующий миг он оказался на льду и провалился в воду.

Глядя в окно, Дори думала об озере, где они с сестрой любили кататься на коньках. Обычно они держались за руки, потому что сестра была младше и легко пугалась, а Дори нет. У них был дом за городом, не сильно отличавшийся от этого, и Дори любила носиться по полям. Тогда она верила, что лед получается из замерзших слез, а снег — из разбитых сердец. Она верила, что они с сестрой всегда будут вместе благополучно жить в доме у озера. Теперь же Дори, не раздумывая, помчалась к пруду. Она не побеспокоилась обуться, потому что подошвы ее ног были привычны ко льду. Если бы понадобилось, она могла бы заставить себя вообще ничего не чувствовать. Безусловно, ей уже приходилось так делать раньше.

Бабушка стояла по пояс в ледяной воде, уцепившись за тележку и пронзительно крича на Бобби.

Дори много раз слышала, как кричат люди, теряющие кого-то, кого любят. Не лошадей, а детей, не тележки, а матерей и отцов. Не тех, кого можно спасти, а тех, кого уже потеряли. Она схватила Вайолет Вест, которая, хоть и худенькая, отяжелела из-за ледяной воды, пропитавшей одежду и обувь. Лошадь погибла, это было ясно. Дори знала: чтобы утонуть, хватает пары минут, а то и меньше. На поверхности не было пузырьков, и это означало, что все кончено. Не было смысла нырять и пытаться спасти бедное животное. Он наверняка запутался в вожжах или застрял между колесами тележки. Как-то раз Дори даже подумывала утопиться. Многие ухитрялись делать это в ведре. Но она слышала, что это не лучший способ умереть — в самый последний момент человеческая природа борется против утопления и заставляет тело подниматься к поверхности, даже когда выжить невозможно.

Дори вытащила Вайолет Вест из пруда, где лед, по словам Лайона, был таким многоцветным, что можно было целую жизнь потратить на то, чтобы описать все оттенки цвета. Обе женщины так замерзли, что хватали воздух открытыми ртами, как рыбы. Они промокли до нитки, до костей, ноги у Дори посинели еще больше и стали цвета льда посередине пруда, того цвета полуночи, который Лайону нравился больше всех прочих.

— Порядок? — спросила Дори старшую женщину.

Вайолет Вест кивнула. На самом деле ей хотелось заплакать. Она думала о том, каким глупым был Бобби, и как она любила его, и как в мгновение ока вдруг стала такой старой, слишком старой, и даже просто стоять не могла без помощи этой женщины, которая спала с ее внуком Лайоном, единственным человеком на земле, за которого она отдала бы свою жизнь, если бы потребовалось.

— Отец у меня был фермером, и у него была упрямая лошадь. Я обычно влезала на забор и оттуда прыгала ей прямо на спину.

Дори не много рассказывала Лайону о своей семье. Она предпочитала, чтобы он думал, что она на самом деле верит — то, что потеряно, пропало навсегда.

— Есть хоть что-нибудь, чего ты не можешь? — спросила Вайолет.

Им пришлось буквально карабкаться вверх по пригорку, который вроде и не был таким уж крутым, если, конечно, не взбираться на него совершенно без сил, замерзшими и босиком.

— Я не могу иметь детей, — сказала Дори.

Сосульки свисали с грушевого дерева, и с сосновых иголок, и с крыши дома, которую давно пора было перекрывать.

— Они сделали это со мной. Я пыталась сказать Лайону, но он не хотел слушать. Это я не могу изменить, или переменить, или поправить. Ни пожелать, ни приказать. Очень может быть, что в конце концов он возненавидит меня за это. Да и за все остальное.

Они добрались до дома и разделись догола перед печкой. Даже своими полуслепыми глазами Вайолет Вест видела шрамы. От ледяного холода они стали багряными, почти красными, цвета груш с дерева, что росло во дворе, цвета крови, которую нельзя смыть, и всего того, что невозможно изменить.

— Он хочет, чтобы вы поехали и стали жить с нами.