Дом без приведений

Она снова едва заметно улыбнулась и растворилась в воздухе, оставив после себя тонкий аромат. МихСэрыч не знал этого запаха, но в уме возникли картинки рваных зелёных сопок, на фоне хорошо прорисованных серых облаков, пагоды с закрученными водостоками и лёгкий звон медных колокольцев. "…цветы и драконы…" – пропел Вертинский.

– Охухо… – раздалось в ухе и принадлежало это Маршалу Тоту, видение скукожилось и лопнуло. – А ведь что тут у нас начнётся сейчас, МихСэрыч, когда эта китайская бестия начнёт по всему подъезду голой бегать… оххухо…

– А почему голой? Старик, ты в своём ли уме-то?

– Я-то в своём, а вот ты, похоже, замечтался тут. Иди за Кешкой присматривай, котопёс несчастный.

МихСэрыч давно не обращал никакого внимания на старческий сарказм друга, но здесь явно что-то было не так, видимо, опоздание лишило его части важной для всех информации. Потому и сыр-бор затеяли, нервничали, голоса так кардинально разделились.

– В чём дело, старик?

– Ты, батенька, явно далёк от изобразительного искусства, и не вкурсе, что этот безобразник Семирадский намалевал в своей "Танцующей…" Голая она там пляшет среди ножичков! Вот тебе и весь сказ. Не дождался Толстой наш картинки, и знаешь, хорошо, что не дождался. Всё одно бы из ума выжил, что так, что этак… Тут все с ума сойдут скоро, погорим мы, как лягушки на солнце…

– Ладно пугать, старик, что мы, дикие совсем – голых баб не видели?!

– Мы-то видели. Но, разволновался народ, как видишь.

– Да ну, бред…

Маршал скептически прикусил папироску в уголку рта. Что-то недоговаривал. МихСэрыч знал друга как облупленного, поэтому решил, что тираду про "все с ума сойдут скоро", тот высказал по иному поводу, уже от себя.

– Рассказывай, старый хрыч, что надумал?

– Думку я, дружок, надумал.

– Так колись, что ты ломаешься как девка навыдане?! – МихСэрыч прикусил язык, осознав тошноту фразы в восприятии друга. – Извини, дружище, это я к слову… вырвалось.

– Дурак ты… – маршал красиво сморщил тонкий девчачий носик, и по-мужицки им сморкнул. – Я вот что думаю. Вот каким таким каком, она язык наш выучит, ать? Да знаешь ли ты, что у них там, в Поднебесной, на одно слово – четыре смысла?! Они только интонации меняют: этак мяукнет – "чайник", этак – "стакан", вот так – "любовь", а вот ентак – "смерть". А слово при том – одно! Ты думаешь, она когда-нибудь поймёт, что у нас, сколько смыслов, столько и слов?! А интонации нам, видите ли, нужны, что бы эмоции свои показать. Да у них там ваааще не знают про эмоции, типа – низший сорт, если эмоционален, одна радость должна быть, а при радости – улыбаются или смеются, и всё. Ну, плачут, так плачут. Эхх, да чаво тебе тут объясняю… Неет, брат, это мы по ихнему скоро замяукаем все…

Одри пожевала папироску, разглядывая свои загоревшие ножки, торчащие из-под символической мини-юбки. Скривилась, словно курила лимон вместо вонючего "Беломора", сплюнула себе на туфли и рассыпалась на исчезающие песчинки. Маршал явно смотрел фильм "Амели" со своим образом в главной роли и кое-что перенял от приёмов режиссёра. Вживается, маршал, похоже – подумал друг и отправился восвояси.

Глава 3.

Тем временем. Квартира № 69.

Стас колдовал над ужином.

Ему было непривычно и сладко ощущать себя в роли повара. Хотя, за тридцать лет холостяцкой жизни он не научился готовить и предпочитал перекусывать в кафе, в данный момент восторг творца романтического ужина наполнял его сознание. Скоро должна была появиться Лиля, он зажжёт свечи и, после горячего, будет кормить её с ложечки сладким десертом, кстати говоря, купленным всё же в привычном кафе. Там они и познакомились. Прошла уже целая неделя их совместной жизни, вот и придумал Стас отпраздновать юбилей.