Дом без приведений

Публика стала ошалело оглядываться друг на друга. Каждый думал про себя, что не понимал речь господина Председателя только он один, а другие уже давно, мол, догадались – о ком из них идёт речь. По существу надо отметить, что ближнее окружение как раз и знало, о ком идёт речь, вот только сама речь господина Председателя запутала даже посвящённых. Народ жаждал конкретики.

– И я вас уверяю, – продолжал оратор, – что никогда здесь не будет попустительства. Всё сделанное должно иметь отклик. Я передаю слово уважаемому МихСэрычу, которому было поручено расследование этого запутанного дела. Приступайте, МихСэрыч, раз у вас уже сложились выводы. Народ должен знать в лицо своих уродов. Начинайте.

Несчастный МихСэрыч поднялся со своего места и опустил очи в долу.

– Дорогие мои друзья… Выводы у меня есть. Правда, никто не пойман за руку, точнее, был пойман, но остался неузнанным. Есть только предположения…

– Не стесняйтесь, МихСэрыч! – ободрил господин Председатель, он горел желанием покончить с виновником раз и навсегда. – Приступайте. В вашей квартире живёт потомственный милиционер, и мы всецело доверяем вашему опыту.

– Друууузья… Это очень не простое дело. Действительно – нарушен Закон о Правилах. Страшно нарушен. Но с другой стороны…

– А вот другая сторона, сейчас, уважаемый МихСэрыч, никого как раз-то и не волнует! Незачем нам тут разглагольствования о "зле во благо". Оставьте это философам, и говорите, наконец, как и что. Точнее – кто!

МихСэрыч затравленно посмотрел на перебившего его господина Председателя, вздохнул и продолжил, выдавливая из себя слова монотонно как пономарь.

– Я не возьму на себя смелость указать на одного из нас и сказать точно, что это – он и есть – преступник. Я только раскрою вам свои доводы. Решайте сами. Итак: в нашем доме появился Образ, который взял на себя смелость обращаться к людям непосредственно. Словно он сам – человек. Всегда это происходило примерно одинаково: появлялись глаза. За всю историю этого дома, только два Образа позволяли себе такое нарушение. Об одном вы все знаете. Это был граф Толстой. Но его сейчас нет с нами и уже давно… О втором вы не знаете, так как появлялся одними глазами без Образа он только перед мной…

В публике возник ропот возмущения. Сам господин Председатель удивлённо поднял бровь, в уме засчитывая за МихСэрычем уже второе нарушение Правил. Не докладывать о преступлениях – такое же преступление. Причём, это и его ошибка – доверить расследование нечистоплотному Образу. И какой пример сейчас во всеуслышание подаётся присутствующим… Господину Председателю было теперь ещё над чем задуматься. И народ не одобрял следопыта, что немного успокаивало, но так же и требовало действий.

– С вами, МихСэрыч, мы разберёмся отдельно, на плановом Собрании, а пока – продолжайте. Тихо всем!

МихСэрыч ещё ниже опустил голову и следующие его слова звучали уже в полной тишине, так как требовалось изрядно напрягать слух, что бы хоть что-нибудь расслышать.

– Я прошу меня извинить. Да, я молчал о данных выходках, так как их себе позволял мой друг… Готов понести наказание.

– И понесёте, батенька, понесёте, как миленький, продолжайте! – вставил слово напряжённый Дзержинский, в его прищуре искрилось предвкушение расправы.

– Так вот. Есть ещё довод. Хотя и сомнительный. В войну с немцами, мы с вами, всё больше прятались в руинах. И только один из нас всегда был в гуще событий и помогал людям как мог. Этот Образ вмешивался в жизнь людей, прятал или жёг похоронки, подбрасывал одежду умерших – живым, вынимал из под руин хлеб, вскрывал щели в завалах, давая доступ кислорода тем, кого можно было из под этих камней спасти… И много людей выжило, благодаря, как они потом говорили, чуду. Но чудеса творил он. Один. Молча. Это были неизвестные никому подвиги. Так вот. А гражданский подвиг ничем не отличается от подвига военного. На него так же надо быть способным.

Господин Председатель просто вскочил со своего места от возмущения.

– МихСэрыч, я вам дал задание анализировать преступления, а не обозначать их подвигами, проводя сомнительные аналогии! Немедленно прекратите отсебятину, и назовите имя преступника!

– Я склонен предположить, что Закон во благо людей нарушал маршал Жуков… Простите ещё раз – Одри Тоту.

Лифтёрная содрогнулась от общего изумлённого вздоха. Образы загалдели уже вслух, а не на языке мысли. Одни выражали сомнение, но таковых было не много. В массах звучало единодушное осуждение бывшего маршала. Казалось, судьба престарелой юной актрисы была предрешена и почти озвучена.