Дом Аниты

Моя Госпожа не любит домашних ковров. Я опускаюсь у нее за спиной на колени на твердый паркет, и мое лицо останавливается на уровне ее талии — перед глазами колышутся большие белые ягодицы. Гигантские живые бомбы, начиненные желе, они подрагивают, когда ее пальцы погружаются в мякоть. Затем она грубо впивается в них когтями и, наконец, царапает, оставляя красные полосы.

Мои щеки трутся об эти мягкие бомбы. Нос погружается в расщелину, втягивая восхитительный запах, приближается к маленькому анусу и замирает — еще не время.

Поначалу я работаю в нижней части расщелины, пока мой нос не утыкается во что-то влажное. Я знаю, что туда нельзя — это запретное место, и от меня ожидают совсем не этого. Я возвращаюсь к анусу, очерчиваю носом круги вокруг него, перемещаюсь в верхнюю часть ущелья, на мостик, где начинается талия, молочно-белая полоса, зимняя дорога между двумя заснеженными холмами моей целомудренной юности{34}.

— Хуй, — говорит она.

И я понимаю, что должен работать усерднее.

— Хуй.

Я действую яростнее, сильнее хлопаю щеками ей по жопе и тычусь носом.

— Хуй.

Теперь я огибаю ее бедро, гляжу в ее улыбающееся, довольное, сердитое лицо, которое тихонько рычит:

— Хер-хуй-хуй.

Запах ее вагины гуще, и ее анус приходит в действие, источая другой аромат, еще слаще.

— Хуй-жид-хуй-жид-хуй-жид, — методично повторяет она. Мой нос глубоко погружен в ее заднюю борозду, но я знаю ее гримасу.

— Жид{35}. — Она высовывает завиток язычка. — Хуй. — Язык показывается снова, слюна капает из уголков рта. — Жид. — Язык выгибается локоном. — Хуй. — Она облизывает нижнюю губу. — Жид. Хуй.

Слюна стекает по ее подбородку, платиновые волосы разлетаются. Одна рука перестает хлопать по заднице, три или четыре пальца заходят во влагалище, глубоко, до предела. Схватив узелок в верхней части пизды, она слегка наклоняется вперед.

Это знак: мне надлежит замереть у нее за спиной, зажать коленями возвышение, на котором она стоит, и широко раскрытым ртом прижаться к ее анусу.

Моя рука охватывает ее талию, лежит у нее на животе. Я приклеен к ее заднице, она меня удушает. Потом она приподнимает задницу — здесь начинается ее пизда. Я же стою — рот раскрыт, сосу, запрокинувшись, — давлю ей на живот, дабы помочь ей освободиться от драгоценной сладкой помадки. Выходит с трудом. Резкий удар в мой пах, она запрокидывается назад, и мы едва не теряем равновесие.

Ее слова летят на меня с потоком слюны:

— Хуй-жид-ешь-ешь-ешь. — Она выпускает газы мне в рот, и они выходят наверху через ноздри. Я как можно шире раздвигаю ее ягодицы, и оно выскальзывает в меня, мне в горло. Слишком много, не проглотить.

Я падаю навзничь. Она спускается с возвышения и яростно подтирается, елозя пиздой по волосам у меня на груди. Я задыхаюсь, выскальзываю из-под нее, бегу в уборную и становлюсь на колени перед унитазом. Меня выворачивает.

Теперь назад в комнату, где моя Хозяйка растянулась на полу в мирном блаженстве. Она переворачивается на живот, поднимается на колени подставляет себя для помывки, и я начинаю нежно вылизывать ее языком.

13. Электрическая вагина

— Еще, Бобби, — говорит Анита. И я прикладываю электрическую вагину к своему пенису. Я сижу нагишом в углу спальни.

«Б-р-р-р-р», — жужжит мотор, масло, смешанное с кислотой, бурлит вокруг пениса, дьявольская механика пульсирует до боли умно{36}. Я уже отдохнул. Но еще минута — и я сорвусь. Ворох эмоций за пределами чувств.

Моя Госпожа сидит в кресле напротив под ярким светом прожектора, разглядывая себя в накрененное зеркало в углу.

Она красавица — кожаные сапоги, грудь наружу, чулки с подвязками и черный корсет. Она дико размалевана: лицо напудрено до мертвенной белизны, беспросветный провал губ, темная тушь вокруг глаз, красная — в уголках и по кромкам век. Она разрисовала и соски — черный по краям, красный в центре. На голове — жгучий оранжево-красный парик.

Ногу она перекинула через подлокотник, и я вижу ее влагалище в складках обвисшей плоти. Она трогает себя в такт моим электроиндуцированным судорогам. Вместо члена она иногда вставляет во влагалище рукоять длинного хлыста, потом сдвигает прожектор, освещая себя под разными углами, чтобы я лучше ее рассмотрел. Уменьшая контраст, она включает второй прожектор. Я опускаюсь на корточки. Болезненное давление электрической вагины на член становится невыносимым.

Машина останавливается каждые пять минут. Чтобы дьявольская штуковина заработала снова, надо включить ее заново. Но я не останавливаюсь, пока не прикажут.

— Баста, — говорит Хозяйка.

Я знаю, что сейчас произойдет. Как в хорошо отрепетированной сцене, я отнимаю от пениса инфернальную машину и ковыляю к моей Хозяйке. Я ложусь на живот, потом — на бок.

Ее сапог наступает на мое бедное мясо, на мой сморщенный член.

Я немного отодвигаюсь назад, не вынимая пениса из-под сапога. Моя Хозяйка стреляет горячим потоком мочи, целясь мне в голову, затем в грудь.

Иногда она любит поболтать со мной цивилизованно. Она прищелкивает языком, показывает мне его между словами — словами любви и сострадания.