Дом

Что же произошло? Почему этот аппарат, совсем простой, новенький, лопнул, загубив весь дом? Робер понятия не имел. Х вообще ничего в этом не смыслила. Вместе они дозвонились до компании – с континента, – которая доставила бойлер. Технический специалист явился только через несколько дней. Потом были акты страховых компаний. Экспертизы. К согласию прийти не могли. Был ли аппарат неисправен? Или Робер плохо его установил? Или Х неправильно его включила? Эксперты спорили. Защищали интересы своих доверителей. Это длилось несколько месяцев. Был суд. Значительные издержки. Кто в ответе? Кто виноват? Дело слушалось дважды. Ущерб возместили. Все это время – месяцы переросли в годы – пользоваться домом было запрещено, якобы для уверенности, что «владельцы не скроют доказательства». Тем временем все покрылось плесенью. Все воняло. Все на выброс. Бесконечное уныние охватило Х. Она была подавлена. Дом, жизни в котором она уже отведала, который уже доставил ей радость, пришлось покинуть. Симон обезумел. Он злился на остров.

После стольких трудностей, проволочек, неувязок, изъянов, после выпавших ей солнечных часов в своем доме – в котором она уже начала осваиваться, – в третий раз Х упала с небес на землю, на этот раз с чувством, что у нее не осталось больше сил, что рана смертельна. Она была уничтожена. Из-за какой-то пустяшной спиральки, плохо сработанной или установленной наперекосяк рабочим на другом конце света, ее дом удалялся, становился миражом, невозможным, недосягаемым… Она была готова опустить руки. И очень возможно, на этот раз не смогла бы подняться…

X

Х была одинока – без сил, без помощи, без опоры. Одна на свете. Одна со своим отчаянием. Наедине с собой. Совершенно беззащитная. Жалкая, слабая, почти бесплотная, гонимая ветром и волнами. Потрясенная, растерзанная, помятая. Ощущающая себя физически голой, лишенной одежды у всех на виду – ожидающая самой жестокой, самой унизительной расправы. Обезоруженная, обессиленная, с заживо содранной кожей, одетая только в свое горе. В свою боль. В свой стыд.

Она была одна перед всем миром, перед всей его тщетой, ей не на что было опереться, нечего противопоставить своей беде, не за что уцепиться, некому ее поддержать. Одинокая и голая, без дома – хуже того: она потеряла свои мечты о доме, потому что дом ее был сведен к нулю, уже много месяцев, как ей запретили туда доступ, – без надежды, без планов, без горизонта. Всеми брошенная.

Почему она приехала на этот остров? Почему судьба привела ее сюда, ее, предназначенную этой территории еще до рождения, когда остров выбрала ее мать? Почему она захотела здесь дом? И именно этот дом, на вершине утеса, поручила Роберу? Почему наделила его столькими добродетелями? Почему? Почему? Х терялась в тщетных вопросах. В доводящих до безумия сомнениях. Парализующих. Отупляющих. Зачем жить? Зачем бороться? Зачем противиться судьбе? Упорно искать счастья там, где его нет? Да и просто искать счастья: неужели только оно – залог удачной жизни? Почему ей так остервенело мешают построить дом, свой дом? Почему на нее сыплются неудачи?

Х осталась голой. Ее дом дал ей статус, можно сказать, положение в обществе, наделил достоинством, идентичностью. Все это унесло наводнение в результате поломки бойлера. Лишенная этих знаков отличия, Х вновь стала как все, как самые несчастные и обездоленные на земле, вновь стала маленьким ребенком – разве дети не рождаются голыми, и разве сегодняшние дети, обреченные на ад земной, эксплуатацию, позор, унижение, не остаются голыми навсегда, голыми жертвами всех тех, кем движет только алчность? Она была одна. Она не знала, почему у нее отняли «одежду» – в символическом смысле, – почему судьба так ожесточилась против нее. И кто забрал ее одежду. Кто ее сорвал. Кто, завладев, при случае попользуется ею. У нее только было чувство, что, лишенная всего, она больше не человек. И обречена на гибель перед лицом всего мира, среди других таких же парий, как она.