— Мамусеньк-а-а-а-а! — тихим, ласкающимся голоском обратилась в корпусе 4 «Б», в Братиславе, Бела Блажейова к своей матери. — Мамусенька-а-а!
— Что тебе?
— Можно купаться пойду? Я уже все купила, что тебе нужно, все, что ты велела.
— Все ли?
— Все, мамочка.
— В самом деле?
— Ну да, мамочка, ей-богу!
— Хорошо, Бела. Иди.
— Ой, мамусенька, спасибо!
— А кто еще идет?
Бела несколько замешкалась с ответом, а как начала перечислять, то уж так заторопилась, что сейчас же сама и испугалась — не почувствует ли мать вранье…
— И Мия идет, и Зуза, Марьена, все, кто остался в городе, мамочка, — затараторила Бела, оробев перед матерью, перед ее незрячими глазами, которые, казалось Беле, видят больше, чем зрячие. — Спасибо, мама, пошла я!
Бела похватала нужные вещички, запихала их в сумку, побежала к двери.
— Пока, мамусенька, пошла я, приветик!
Вскоре мать Белы, Стана Блажейова, услышала буханье парадной двери. Вздрогнула, прошла из кухни через прихожую в комнату окнами на улицу, высунулась из окна, словно была зрячая — пускай люди видят; хоть и слепая она, а за девочкой смотрит.
Бела очень спешила.
За углом ждал Петё, приятель ее и Файоло.
Бела подбежала к нему.
— Здорово!
— Приветик!
— Куда пойдхем?
Семнадцатилетний Петё говорил с придыханием.
— Купаться, куда ж еще?
Петё помолчал с важным видом, сморщил высокий лоб над узким лицом, изобразил глубокое раздумье.
— Так куда?
— На понтхон!
— А это где? Что это?
— Увидхишь.
— Далеко?
— Увидхишь!
— А…
— Нхе бойсь, нхе страшно! Нечего трепетать. Петё нхикогда не трусит, заруби это себе на нхосу!
Петё с Белой отправились на понтон…