Ближе к вечеру пришли и за мной. Знакомое место. Вот забрызганная кровью клетка с врачом, а вот и вход-выход. Руки за спину, на вопросы отвечать чётко. Мусора за стойкой идентифицируют личность. Рядом дверь в тюремный двор, через неё заводят и выводят. Здесь я не был. Получается, привели меня на тюрьму через чёрный ход, по знакомству так сказать. Мусора за стойкой пьяноватые и грозные, вертухаи, им в тон, покрикивают возбуждённо, явно развлекаясь и чувствуя себя на своём месте. В углу сидит тщедушный арестант в грязной телогрейке и улыбается. — «Откуда он?» — спрашивает вертухай у мусора. — «Побегунчик. Целый день с собой возим. На признанку его». Мусора тоже улыбаются, а побегунчик срывается с места и исчезает за незакрытыми дверями в тюремном дворе. — Ничего, — умиротворённо говорит мусор, — далеко не убежит, — и через пять минут добавляет: «Петь, сходи за ним». Побегунчика приводят. — Не надо больше бегать, — говорит вертухай в камуфляже и, сделав шаг для разгону, со всей силы бьёт ногой в живот бедному парню. Тот молча бледнеет, оседает и получает такой же удар в грудь, отчего бьётся затылком о стену. — «Ты меня понял?» — спрашивает вертухай. Как будто ничего особенного не произошло, с некоторой паузой парень отвечает: «Я понял».
— Павлов!
— Я.
— Камера?
— 135.
— Статья?
— 160.
— Часть?
— 3.
— Прописка?
— Москва, улица Ширьева, 33, квартира 3.
— В каких камерах сидел?
— 228, 226, 135.
— Хм, правильно… Почему без бороды? На фотографии ты с бородой.
— Сбрил.
— Фотография должна соответствовать личности. Чтоб в следующий раз был с бородой! Ты меня понял?
— Понял.
— Лицом к стене!
Опрос закончен, теперь на улицу и по приставной железной лесенке в автозэк. На несколько секунд над головой большое небо проплыло как видение. В автозэке нас двое, я и парень со сборки. В тамбуре между водителем и нами — охранник с автоматом. Закрыв нашу решётку на висячий замок, охранник завёл в тамбур девушку, запер в боксе, похожем на сейф, и её как не стало. По периметру тёмной клетки идут лавки; сидя с краю ближе к разделительной решётке, можно через неё увидеть город: в двери автозэка есть небольшое окно. Жадно, как зверь из клетки, вглядываюсь в проплывающие, под натужное рычание старого мотора, дома, но не узнаю Москвы. Чужой город на экране кино. У охранника хорошее настроение.
— На Бутырку едем? — спрашивает его мой спутник.
— На Бутырку, — удовлетворённо отвечает охранник, поглаживая автомат.
— Хорошая сегодня погода, — говорит парень.
Мне бы не пришло в голову беседовать с этим усатым недоноском.
— Хорошая, — подтверждает усатый. — Как дума-ешь, земеля, где лучше, на Матросске или на Бутырке?
— Везде одинаково хорошо. Посмотрим.
— Я, сколько ни езжу, а езжу давно, — задушевно говорит охранник, — ещё ни разу на Матросске не видел прокурора. А на Бутырке бывает. Но там и порядки построже. Вот на Петровке, говорят, прокурор каждые три дня. Сам-то за что?
— Вооружённое ограбление.
— И сколько, думаешь, дадут?
— Не меньше десяти.
— А что такой спокойный? Жизни-то больше не увидишь.
— Я молодой. До тридцати пяти выйду. А жизнь понимают по-разному. На моей улице тоже грузовик с пряниками перевернётся. Я обязательно освобожусь.
— И снова за старое?
— Посмотрим.
— Э, земеля, нет! Лучше я буду всю жизнь чёрную корку грызть, зато на свободе!
Автозэк затормозил.
— Что, начальник, приехали?
— Нет, земеля, я за фруктами. — Повесив автомат на плечо, усатый вышел. За дверью мелькнул фруктовый лоток. Вернулся охранник с двумя арбузами.
— Начальник, почём в Москве арбузы?
— Кто его знает. Вот отвезём тебя, будет чем закусить.
— Пьёшь на работе?
— А что ж не пить. И вас, козлов, могу застрелить прямо в клетке, и мне ничего не будет. Скажу, бежать хотели.
— Куда ж тут бежать, начальник?
— А мне по х..! Всажу рожок — и некому будет спрашивать.
Наверно, это мечта. Всю жизнь таскать автомат значит кого-то надо застрелить. Как в песне: «А не то я завою, а не то я залаю, а не то я кого-нибудь съем». Намоего спутника все это впечатления не произвело:
— Ладно, командир, не лютуй, продай лучше димедролу.
— Х.. тебе, а не димедрол! — распалился командир, но спросил: «А сколько дашь?»
— Двадцать рублей, по тарифу.
— За двадцать рублей, земель, х.. у осла будешь сосать. Нет у меня димедрола.
— Ну, ты гонишь, начальник! А шмаль почём?
— Ты меня на пушку не бери! Какая шмаль!
— Но мы же друг друга понимаем, начальник. Сто рублей тебя устроит?
— Я, земеля, таких, как ты, сегодня ещё на пятьсот рублей отвезу. Так что поработай, с получки приходи. Понял?
— Что ж не понять.
— То-то. Я тебе не благотворительная церковь. Сто рублей! В жопу себе засунь сто рублей!