В большом верхнем зале играл джазовый ансамбль. Майклс зашел внутрь, нашел стул, заказал напиток официантке, чей костюм был бы слишком тесен для большинства ее широкоплечих товарок на Севере, и развалился поудобнее, наслаждаясь музыкой. Ансамбль был наполовину черным, наполовину белым. Джаз был одним из немногих вещей, обьединявших две расы на Юге. Не все негры добились успеха после того, как Север сокрушил Великий Мятеж — многие из них по-прежнему испытывали по крайней мере тень былого страха и унижения времен рабства, а также явственно ощущали негодование белого большинства. Это отражалось на их игре. Что же до белых, то они, будучи покоренным народом, находили в музыке то освобождение, которого не могли достичь в жизни.
Майклс посмотрел на часы. Без пятнадцати три. Стало быть, игра джазистов лишь заполняла промежутки между представлениями. Потягивая виски, он заметил, что зал постепенно заполняется, невзирая на пятидолларовую плату за вход. Он не знал, в чем будет состоять представление, но полагал, что только нечто особенное могло заставить столько народа заплатить такую цену.
И вот погас свет. Какое-то мгновение во тьме мерцали лишь несколько зажженных сигарет. Ансамбль, впрочем, продолжал играть как ни в чем не бывало. Откуда-то справа появился луч прожектора, омывающий сцену ярким белым светом.
Соблазнительно завыли саксофон и трубы. На сцену вышли несколько девушек, и Майклс почувствовал, что у него отвисает челюсть. Где-нибудь, скажем, в Кливленде, для работника полиции нравов было обычным делом арестовать официантку за то, что ее наряд показался ему недостаточно целомудренным. Здесь же наряд девушек включал в себя туфельки на высоких каблуках, индейский головной убор из раскрашенных страусовых перьев, блестящие хрусталинки — и больше ничего, кроме широких ослепительных улыбок.
Он мысленно поинтересовался, как им удалось настолько привыкнуть к этому занятию, что они могли вот так выходить на сцену каждую ночь, представление за представлением. Без сомнения, они все были молоды, красивы и хорошо сложены. Но было ли этого достаточно? Его сестра тоже была молода, красива и хорошо сложена. Однако он не хотел бы, чтоб она выставляла тут себя напоказ для находящихся в увольнении похотливых солдат.
Он также подумал о том, сколько хозяевам пришлось заплатить, чтобы местная полиция нравов оставила их в покое. Впрочем, Майклс уже не был уверен, существует ли в Новом Орлеане полиция нравов как таковая. Пока что на ее наличие не указывало ничего.
Еще он не мог понять, кто, черт возьми, его сюда пригласил, и как этот человек войдет с ним в контакт. Он не мог написать в своем отчете, что сидел и глазел на обнаженных женщин, если это не имело отношения к делу, по которому он сюда прибыл.
Солдаты и матросы издавали свист и крики в адрес девушек, чья кожа скоро заблестела и засияла от пота. Туда-сюда сновали разносящие напитки официантки, стараясь заслонять сцену как можно реже. Чтобы не выделяться на общем фоне, Майклс заказал еще один виски с содовой, и обнаружил, что здесь он стоит вдвое дороже, чем внизу. Он заключил, что разорение «Дому настоящего абсента» в ближайшем времени не грозит.
Музыка стала еще более яростной, чем раньше. Танцовщицы сошли с края сцены и начали двигаться между столами. Челюсть Майклса отвисла снова. Это уже было не просто представление. Это было… Он и сам толком не знал, что это было такое, и в данный момент ему было совершенно не до поисков
Потом очень красивая обнаженная брюнетка села ему на колени и обхватила руками его шею.
— Это у тебя в кармане пистолет, дорогой, или ты просто рад меня видеть? — громко сказала она. Мужчины за ближайшим столом захохотали. Посколько у него в кармане действительно был пистолет, Майклс не произнес ни слова. Девушка пахла потом, виски и косметикой. О том, что останется после ее влажной кожи на его рубашке и штанах, он старался не думать. Ему хотелось сбросить ее на пол и убраться отсюда ко всем чертям.
Впрочем, сделать это он бы не смог—она держала его слишком крепко. Она склонила голову и прикоснулась носом к его шее. Перья ее головного убора попали ему в глаз и защекотали его нос. Но голос девушки, несмотря на фривольность обстановки, оказался тихим и серьезным:
— Мистер, поговорите с Колквитом, похоронным кучером. Передайте, Люси сказала, что Пьер сказал, что ему позволено говорить. Возможно, он и заговорит.
Не успел он задать хотя бы один вопрос, как она поцеловала его в губы. Поцелуй не был фальшивым — ее язык проскользнул ему в рот. Так как к этому времени Майклс уже выпил немало виски и испытал немало потрясений, он перестал соображал, что делает. Рука Майклса схватила девушку за грудь — и тут она поднялась на ноги и отодвинулась от его стула, при этом безошибочно совершая все телодвижения в такт музыке. Спустя мгновение она уже сидела на коленях другого мужчины.