– В расход его! – закричали несколько гневных голосов.
– Я возражаю, – заявил брат Моррис, тот самый чисто выбритый мужчина с широким лбом. – Говорю вам, братья, наша рука слишком тяжела в этой долине. Если мы не начнем действовать осторожнее, все эти люди объединятся и пойдут против нас. Джеймс Стейнджер – человек в возрасте. Его уважают в городе и во всем районе. Его газету знают все. Если мы пустим его в расход, во всем штате начнутся волнения и это закончится гибелью для нас.
– И что же они с нами сделают, мистер Осторожность? – воскликнул Макгинти. – Пойдут в полицию? Но вы же знаете, что половина фараонов нами подкуплена, а вторая боится нас как огня. Или они станут судиться с нами? Мы это уже проходили, и что из этого вышло?
– А если дело попадет в руки судьи Линча? – спросил брат Моррис.
От подобного предположения зал взорвался гневными криками.
– Да мне стоит только поднять палец, – загремел Макгинти, – и здесь соберутся две сотни человек, которые прошерстят этот город от края до края так, что ни одного вонючего пса, который открывает на нас рот, в нем не останется. – Потом, сдвинув брови, он вдруг добавил: – Знаешь что, брат Моррис, я к тебе уже давно присматриваюсь. Мало того, что ты сам труслив, как заяц, так ты еще и остальных братьев с толку сбиваешь. Смотри, пожалеешь, когда на очередном заседании
Моррис побледнел, ноги его подкосились, и он безвольно опустился на стул. Прежде чем ответить, он дрожащей рукой поднял бокал и выпил.
– Прошу прощения у вас, великий владыка, и у всех братьев ложи за то, что сказал больше, чем нужно. Я преданный член общества, вы же все это знаете, и если и говорю тревожные слова, то только потому, что переживаю о безопасности ложи. Я ни на секунду не сомневался в мудрости вашего руководства и обещаю, что больше не стану ставить под сомнения ваши слова.
Взгляд владыки потеплел.
– Что ж, хорошо. Мне и самому было бы очень неприятно, если бы пришлось преподать тебе урок, брат Моррис. Но до тех пор, пока я занимаю это место, наша ложа останется сплоченной как на словах, так и в деле. А теперь, ребята, – он обвел взглядом присутствующих, – я вот что скажу. Если поступить с этим Стейнджером так, как он того заслуживает, могут возникнуть проблемы, которые нам вовсе не нужны. Редакторы всех газет знают друг друга, так что тут же поднимется шум, они сразу побегут в полицию, в общем начнется большая заваруха. И все же мы должны сурово предупредить его. Ты справишься с этим, брат Болдуин?
– Конечно! – с готовностью воскликнул молодой человек.
– Сколько людей тебе нужно?
– Полдюжины и двое, чтобы стеречь дверь. Пойдешь ты, Гоуэр, ты, Мэнсел, и ты, Сканлан. Оба Виллаби, вы тоже готовьтесь.
– Я обещал нашему новому брату, что он тоже пойдет, – сказал председатель.
Тед Болдуин взглянул на Макмердо, и по глазам его было видно, что он ничего не забыл и не простил.
– Если хочет, может идти, – безразлично бросил он. – Этого хватит. Чем раньше примемся за работу, тем лучше.
Компания расходилась шумно, с криками, взрывами хохота и пьяным пением. Бар все еще был полон засидевшихся посетителей, поэтому многие братья решили остаться. Группка избранных для дела выходила на улицу по двое и по трое, чтобы не привлекать к себе внимание. Ночь была ледяной, на стылом звездном небе ярко горел полумесяц. Мужчины вновь собрались во дворе напротив высокого здания, с надписью золочеными буквами между ярко освещенных окон: «Вермисса Геральд». Изнутри доносился лязг печатного станка.
– Эй, ты, – обратился Болдуин к Макмердо, – станешь у двери, будешь следить, чтобы никто не сунулся и не помешал нам выйти. С тобой останется Артур Виллаби. Остальные идут со мной. Бояться нечего, ребята, десяток свидетелей подтвердит, что мы в это время находились в баре Дома Союза.
Время близилось к полуночи, поэтому на улице не было почти никого, лишь пара-тройка припозднившихся гуляк шли домой нетвердой походкой. Компания перешла через дорогу. Болдуин, не останавливаясь, ворвался в здание и вместе со своими людьми помчался вверх по лестнице, которая начиналась прямо от двери. Макмердо с одним из Виллаби остался внизу. Из кабинета наверху донесся крик, призыв о помощи, после этого послышался топот ног, грохот падающих стульев, и на лестницу выбежал седой старик.