Однако есть основания полагать, что изначально «Долину страха» и поздние рассказы все-таки собирались включить в собрание, но общий объем «шерлокианских» текстов превышал запланированные три тома, а отдавать половину собрания сочинений под детективную литературу составители не решились. И советский Холмс «похудел» на семь позиций[3].
В 1984 году, когда уже приближалась к концу эпоха развитого социализма, «Московские новости» начали публикацию «Долины страха» на английском языке. То была лишь одна газетная полоса в неделю, да и собрать все выпуски и одолеть чтение повести в оригинале удавалось не каждому шерлокианцу, но стало ясно — пришло время перемен. Начиная с 1990 года стали печатать все, что прежде запрещалось, в том числе фантастику, детективы, приключенческую литературу. Едва ли не первыми в продаже появились книги с подзаголовком «Новейшие приключения Шерлока Холмса», содержавшие не вошедшие в «классический» восьмитомник шесть рассказов и повесть «Долина страха», названия которой менялись от «Долины ужаса» до «Шерлока Холмса и масонов-убийц».
Как среди тех первых, скоропалительно издававшихся ее переводов, так и среди постоянно появляющихся новых, есть работы разного уровня: и откровенно халтурные, нередко представляющие собой сделанную наспех переработку дореволюционного издания «Нашей жизни», и вполне профессиональные, серьезные. Однако у всех, даже у последних, одна и та же ахиллесова пята — реалии предметного мира викторианцев. Тут и терминологический разнобой, и откровенные ошибки, и пропуск «непонятных» деталей. Публикующаяся ниже очень неожиданная для Конан Дойла повесть «Долина страха» не только выполнена замечательным мастером российского переводческого цеха И. М. Бернштейн, но и прошла основательную проверку на достоверность и точность воспроизведения повседневной жизни людей того времени[4]. Все это и позволяет смело рекомендовать ее читателю.
Антон Лапудев
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Берлстоунская трагедия
Глава 1
Предостережение
— Я склонен думать… — начал было я.
— Похвальное намерение, — язвительно оборвал меня Шерлок Холмс.
Таких кротких людей, как я, мне кажется, на свете не так уж много; но признаюсь, меня все же задело его насмешливое замечание.
— Знаете, Холмс, — раздраженно проговорил я, — иногда вы бываете просто невыносимы.
Но он был слишком поглощен своими мыслями, чтобы расслышать упрек. Сидя перед нетронутым завтраком, он разглядывал листок бумаги, только что вынутый им из конверта. Потом самым внимательным образом с обеих сторон осмотрел и сам конверт.
— Рука Порлока. Я почти уверен в этом, хотя видел образчики его почерка всего два раза. Это характерное Е, похожее на греческий эпсилон, с завитушкой сверху. Но если пишет Порлок, тогда это сообщение первостепенной важности.
Холмс не столько обращался ко мне, сколько рассуждал сам с собой. Но слова эти заинтриговали меня, и досада улетучилась.
— А кто он такой, Порлок? — спросил я.
— Порлок, Ватсон, это псевдоним, своего рода опознавательный знак, за которым прячется хитрый, неуловимый человек. Когда-то в одном письме он открыто сообщил мне, что это не настоящая его фамилия, и с насмешкой предлагал отыскать его в миллионной толпе жителей нашего огромного города. Порлок важен не сам по себе, а потому, что связан с великим человеком. Вообразите себе рыбу-лоцмана возле акулы или шакала при льве — словом, нечто незначительное рядом с огромным; и не только огромным, Ватсон, но еще и чрезвычайно зловещим. Вот почему я обратил на него внимание. Вы ведь слышали от меня о профессоре Мориарти?
— О знаменитом ученом-преступнике, который так же известен в уголовном мире, как…
— Вы меня смущаете, Ватсон.
— Но я всего лишь хотел сказать: как никому не известен в порядочном обществе.
— Туше! — воскликнул Холмс. — Очко в вашу пользу. Вы начали усваивать приемы язвительного юмора, надо будет изучить способы защиты. Но имейте в виду, называя Мориарти преступником, вы совершаете подсудное деяние. В глазах закона это клевета, так-то Ватсон. Величайший заговорщик, организатор бесчисленных злодейств, гений преступного мира — вот что это за человек! При этом он недосягаем для закона и огражден от какой-либо критики, ибо так умело ведет дела и так ловко держится в тени, что за слова, сейчас вами сказанные, мог бы привлечь вас к суду и взыскать годовую сумму вашей пенсии в возмещение морального ущерба. Он уважаемый ученый, автор работы по астрономии «Динамика астероида», в которой вознесся на такие высоты чистой математики, что в научном мире, говорят, нет специалиста, который способен ее прочесть и понять. Можно ли дурно говорить о таком человеке? Злостный хулитель и клеветник — вот в какой роли вы предстанете перед публикой. Он гений, Ватсон. И если его людишки со мной не расправятся, мы еще с ним потягаемся.
— Дай-то бог стать тому свидетелем! — сказал я. — Но вы говорили про Порлока.
— Ах да. Так называемый Порлок — звено в преступной цепи. И не очень-то крепкое звено, я бы даже сказал — единственное слабое место цепи.