Долина, проклятая аллахом

— Будем продолжать анализы, пока проб еще слишком мало, — ответил я. — Может быть, и «вирус Б» попадется. Надо завтра же самим у себя взять пробы. Может, это кто из нас подхватил где-нибудь «вирус Б» и потом занес по неосторожности в материалы.

Так мы и сделали на следующий день. Мария заложила наши анализы в термостат вместе с очередной партией проб, взятых у разных грызунов, а мы отправились добывать ей новые материалы.

Но через день все работы пришлось прервать: Маша заболела.

Еще вчера ее немножко лихорадило. Заметив это, я пытался заставить Машу бросить опыты в лаборатории. Но она только сердито фыркала:

— Пустяки какие! Просто немного простудилась в ту кошмарную ночь. Прогреюсь как следует на солнышке, и все пройдет.

Но я не мог забыть о клещах, которых мы обнаружили у нее на шее в ту злополучную ночь... Стоило их все-таки сохранить и проверить, хотя тогда нам было не до того.

А нынче утром Маша расхворалась уже всерьез. Температура 38,4. Глаза воспалены. Ее бьет озноб. Болит голова. На шее высыпала мелкая красноватая сыпь.

Женя так смотрит на меня...

А что я могу ему сказать? Все может быть.

Мария притихла. Она без всяких возражений дает нам с Николаем Павловичем для анализов кровь и спинномозговую жидкость.

Я тут же сам наношу мазки на предметное стекло, начинаю регулировать микроскоп, тщетно пытаясь унять противную дрожь в пальцах...

Приникаю к окуляру — и немею.

— Ну? — не выдержав, торопит меня всегда такой сдержанный Николай Павлович.

— Подождите! — отмахиваюсь я.

Отчетливо видно, как на алом фоне резвятся и гоняются друг за дружкой юркие вибрионы.

А это что?

Я протираю глаза, вытираю стекло окуляра...

Нет, мне не показалось: в капельке крови, взятой у Марии, несомненно, два вида мельчайших микроорганизмов. Одни уже знакомы нам — это вибрионы, которых считали возбудителями болезни Робертсона, а другие... другие, несомненно, несколько иной формы — круглые, без жгутиков, неподвижные.

— Посмотрите вы, — предлагаю я Николаю Павловичу, уступая место у микроскопа.

Он тоже так долго молчит, что я не выдерживаю:

— Два вида?

— Два, — отвечает он, поднимая на меня недоумевающие глаза. — Вибрионы, а эти, более крупные, похоже, какие-то риккетсии?

Несколько минут мы молча смотрим друг на друга.

«Этого еще не хватало, — читаю я в его взгляде. — Два загадочных вируса, а теперь, кроме вибрионов, появились еще какие-то совершенно непонятные риккетсии...»

— Что же будем делать? — спрашиваю я довольно растерянно.

— Может быть, именно эти риккетсии вызывают болезнь Робертсона, а не вирусы и не вибрион? — отвечает он встречным вопросом. — А мы их раньше не замечали?

Я качаю головой. Нет, это исключено. Ни в одной из проб, взятых у погибшего охотника, мы не встречали никаких риккетсий.

Но нужно еще и еще раз проверить, ведь материалы у нас сохранились.

— Не думаю, но проверим, — отвечаю я. — А пока надо везти ее в поселок. Там и уход будет лучше, и доктор Шукри нам поможет разобраться...

А сам думаю: «Может, сразу везти ее домой, в Ташкент?» Хотя, если это болезнь Робертсона, и там никто не сможет помочь...

Я сначала колебался: говорить ли Марии о странных результатах анализа? Но, зная ее характер, решил все-таки ничего не скрывать. И не ошибся. Узнав, что обнаружены еще какие-то риккетсии, Мария так заинтересовалась, что словно забыла о своей болезни. Она даже потребовала, чтоб мы разрешили ей подняться, пойти в лабораторию и своими глазами взглянуть на этих неведомо откуда взявшихся риккетсий! Но тут мы все так дружно на нее напустились, что после нашей атаки Мария даже не решилась возражать против перевозки ее в больницу.

После всех происшествий я не мог решиться оставить в лагере без охраны немногие уцелевшие у нас материалы. От Хозяина можно было ожидать новых пакостей. Поэтому мы решили, что пока в лагере останется Николай Павлович, заложит на всякий случай проверочные опыты на вирусы — вдруг и они тоже обнаружатся у Марии, — а завтра его сменит до вечера Селим, которому мы могли вполне довериться и которому могли доверять.

Пришлось немало поломать голову, как пристроить Марию в седельную сумку, ведь никакой повозки у нас не было. Но, кажется, она чувствовала себя довольно свободно, потому что по дороге еще пыталась втянуть нас с Женей в научную дискуссию.

— Все-таки я абсолютно уверена: риккетсии не имеют никакого отношения к болезни Робертсона, как и вибрионы. Зря вы, конечно, не дали мне самой взглянуть, я бы сразу разобралась. Но голову даю на отсечение: ни в одном материале, которые мы получили от доктора Шукри, не было никаких риккетсий, только вибрионы. А они безвредны, мы уже твердо знаем. Все дело в этих вирусах...

— В обоих? — перебил ее Женя.

— Нет, конечно, в одном из них.

— А откуда же их взялось два? — напал на нее муж. — Все ты: то напутала с вирусами, теперь с этими риккетсиями. Молчала бы...

Она притихла и даже, кажется, задремала. Видно, ей было лихо. Но перед въездом в поселок Мария вдруг потребовала, чтобы мы дали ей пересесть в седло.

— Это еще зачем? — возмутился Женя.