– Потому что ничего недостижимого на свете нет, если только ты достаточно сильно хочешь этого. А я никогда ничего не хотел по-настоящему… пока не встретил тебя. Я окончательно решил обладать тобой, Анна. Дай мне только шанс. Это все, чего я прошу. Последние несколько недель ты видела меня в обличье какого-то забитого ничтожества. Пробудешь один месяц со мной настоящим и тогда либо полюбишь, либо возненавидишь меня. Я воспользуюсь этим шансом.
Он опустил перегородку.
– О’кей, Леон. А теперь – в «Аист-клуб».
Анна молчала. Неужели он и в самом деле думает, что все изменится? Богат он или беден, но сущность-то та же самая. Аллен останется Алленом и в дешевом французском ресторанчике, и в «Марокко». Она почувствовала себя так, словно весь мир навалился на нее. Легко было Генри, сидя за своим столом, оперировать чистыми фактами и выдвигать ультиматумы. Он не имел дела с живыми людьми. Не видел выражения глаз Аллена.
Всю дорогу она сидела подавленная и не знала, что сказать, когда сквозь строй управляющих всех рангов они входили в Уютный зал «Аист-клуба» («Это единственный такой зал») и им преподносили подарок в коробочке, обернутой в красивую бумагу («Это духи. Шерман посылает их всем своим любимцам»), и бутылку шампанского («Нам лучше выпить его, а то оскорбим Шермана в его лучших чувствах»).
Джино приехал в десять, приветствуя друзей, сидящих за разными столиками, своим громким раскатистым голосом, от чего Аллен слегка нахмурился. Наконец Джино сел за их столик и стал открывать бутылку шампанского.
– Отец, здесь не принято скакать от одного столика к другому, – тихо заметил Аллен. – Ты ведь знаешь, они этого не любят.
– А мне-то что? – громко ответил Джино. – Слушай, малыш, это ты здесь постоянно сшиваешься, вот и соблюдай все эти штучки. А у меня все эти снобы вот где сидят. Когда кто-то хочет получить от меня мои деньги, то я желаю вести себя так, как мне удобно, а не выполнять всякие дурацкие правила. А что делаешь ты – это уж твое дело.
На лице Аллена было написано облегчение, когда они вышли из «Аист-клуба» и поехали в «Ла-Ронд».
Судя по навязчивым и подобострастным приветствиям управляющего, «Ла-Ронд» был одним из любимых клубов Джино. Некоторых официантов он обнимал, называя их «paisan», когда они почтительно сопровождали его к одному из лучших столиков у самой сцены. Было одиннадцать часов, и зал был уже полон. Джино заказал бутылку шампанского и бутылку шотландского виски.
– Адель любит шотландское виски, – пояснил он. – Она подъедет после выступления. Говорит, что с шампанского полнеют.
Анна наблюдала за людьми, толпящимися у столиков, спорящими друг с другом из-за лучшего места и незаметно сующими купюры в руку мэтру. Фотографы, нанятые клубом специально для прессы, подошли ближе, сфотографировали Анну и Аллена и опять отошли к входной двери в ожидании других знаменитостей.
Адель приехала в половине двенадцатого, еще в сценическом гриме.
– Почему на тебе эта гадость? – рассердился Джино. – Знаешь ведь, что я ее терпеть не могу.
– Не дуйся, миленький. Я только немного припудрилась и сняла искусственные ресницы. Я не хотела ничего пропустить, а на то, чтобы все это снять и накраситься заново, ушла бы уйма времени. – Говоря это, она осматривала весь зал. – Боже, сегодня самая крупная премьера. Все здесь. – Она оживленно помахала рукой какому-то репортеру.
– Года два назад это был Синатра, – сказал Аллен, – а сейчас женщины готовы умереть из-за Тони Полара. Отказываюсь понимать.
– Не бери в голову, – усмехнулся Джино, – оба они наши paisan’ы.
– Эй, гляди-ка, – показала пальцем Адель. – Там, в дверях, Элен Лоусон. Посмотри-ка на ее норку, почти совсем красная стала. Готова спорить, что ей уже лет десять. Это с ее-то деньгами. Я слышала, она такая скупердяйка… Э-э, а это, должно быть, Дженифер Норт.
– Черт меня побери! – Джино грохнул кулаком по столу. – Вот это, называется, фигурка! Эй, Адель, рядом с ней ты похожа на мальчишку.