Долина

Она танцевала для себя. Не для зрителей, даже не для Саныча, даже не для Ежика, а для себя! И все, что оставалось в мире для нее в тот миг, это колдовская музыка Арамиса да переменчивый свет костра.

Иногда она останавливалась на несколько секунд, уставая, – давно не танцевала, – но все зрители сидели безмолвно, не дыша, чтоб только не кончилось это волшебство. А потом она продолжала снова…

Несколько слов курсивом. Гении мгновения

На минуту отвлекусь, мой терпеливый читатель. Бывают в жизни гении, а еще бывают гении мгновения. И таким гением мгновения иногда может стать любой из нас.

Вот, допустим, обычный игрок высшей лиги вдруг делает «покер», растерзав всю защиту соперника, как детей, будто в него сегодня вселился футбольный бог. Его уносят с поля на руках, комментаторы бьются в истерике. Но это, увы, только один раз, ну, от силы – два.

А вот рядовой ученый вдруг обращает внимание на необычное свечение и открывает новый важнейший эффект, его имя входит во все энциклопедии. А потом всю оставшуюся жизнь он делает обычные рутинные работы без каких-то взлетов.

Или девочка пятнадцати лет пишет песню, которую поет потом многие годы целый континент, да и весь мир тоже. Но только одну, увы…

Да, да, так, всего лишь одно мгновение в долгой жизни! Но ведь это все-таки было, было! Так будем же за это благодарны судьбе!

* * *

Сегодня судьба была щедра к Эльвире. Да и Арамис был в ударе. Он уже многое забыл из ранее сочиненного, но импровизировал на ходу, и получалось очень удачно. Сегодня все у всех получалось удачно (даже у Ледокола, который, как обычно, остался жив). Зрители, подготовленные всеми предыдущими событиями, остро воспринимали своими глазами, ушами, нервами эту симфонию звука, света и движения. Окружающее слилось в каком-то невероятном единстве. Всем казалось, что они сейчас не в реальности, а в волшебной сказке. Да сейчас спроси их – и они все поклялись бы, что видели, как Эльвира летала!

В какой-то момент Арамис почувствовал, что силы танцовщицы на исходе. И тогда прогрохотали, нарастая, последние аккорды гитары. Разрезав последний раз пространство алой лентой, замерла Эльвира. И все молча смотрели на нее. И то, что они видели в это мгновение…

Это не просто прекрасная женщина стояла посреди ночной горной долины. Это богиня стояла посреди Вселенной, опираясь стопами на планету Земля. Тихий свет шел от нее…

– Эля, ты богиня! – сказал в тишине Арамис.

И никому сказанное не показалось просто пышным комплиментом. Потому что все видели, что это так и было – здесь и сейчас. Все они были свидетелями этого поразительного танца.

Даже сам Саныч стоял в обалдении перед своей женой. Потом бросился к ней, когда она уже падала без сил ему на руки.

Тут оцепенение спало со всех. Все орали:

– Элька! Молодчина! Чудо! Королева! Терпсихора! Божественно!

– Эльвира – королева гор!

– Доктор, у тебя еще осталось?

– Да вы что, утро же скоро!

– И что ж с того?

– Тем более, доктор, тем более!

– Никаких там «еще», – это уже Саныч, грозно, – только чай.

– Нет, ребята-демократы, только чай!

– А тушенку и макароны еще можно?

– Только особо одаренным!

– Давайте еще петь!

– Будем ждать рассвет!

И пели снова, и пили крепчайший чай, и ждали рассвета.

И совершенно не стеснялись они своих чувств. Как дети, все они были сейчас. Не как взрослые люди, а как наивные мальчишки и девчонки лет двенадцати-тринадцати, опьяневшие от своей молодости, свободы и вечного счастья впереди!

* * *

Из недописанной поэмы Арамиса:

Там боги слетели с Олимпа,
Чтоб пировать вместе с ними,
И сами они в эту ночь
Были почти богами…

* * *

Эля, подбежав к Арамису, обхватила его голову и целовала его, повторяя:

– Что за музыка! Ты гений, гений! Аполлон!

– Это еще очень слабо сказано, – отвечал тот, принимая величественный вид и чванливо задрав нос.

Саныч смотрел на них с улыбкой:

– Арамисище, может, хватит уже целоваться с моей женой? А то…

– А то – что? – горделиво обернулся Арамис.

– А то… дуэль! С десяти шагов, отравленными пулями!

– Ах так, значит, дуэль?