Пока я любовался, мужчины стали раздеваться и полезли в воду. Я поежился, ни за что туда не полезу! Здоровья у меня не хватит на купание в ледяной воде. А они знай себе ныряют, вылитые моржи. Потом они все нырнули. Я аж дыхание задержал. Время идет – а они все не выныривают! Тут они показались над водой, плывут к берегу кучно, будто тащат чего. Когда к берегу подплыли, я не мог глаз отвести от их находки. Они перли МОЮ МАШИНУ! Когда они её на берег вытолкали, и последний на землю обеими ногами встал, вода в озере как закипела, и оно моментально льдом затянулось. Мужики тем временем спокойненько так одеваться стали, как будто каждый день тачки из воды таскают. А я стоял и не мог пошевелиться. Что ж он заливал, что не знаком с телефоном, иначе бы на такую диковину, как машина, по другому реагировал. Я не удержался и подошел. Родная моя выглядела так, как будто под водой не месяц, а лет десять провела, в ржавчине, краска облезла. Я залез в кузов. Чудеса, а дубленка моя – как новая, только мокрая. Вытащил на свет и пялюсь как дурак. Тут меня осенило, и я полез в багажник. Открываю – и не могу поверить! Краски - как новые! Только картон упаковочных коробок размок, а кисти, краски, лак, банки с гуашью – целы! Я заверещал, как больной! Вытаскиваю и к груди, как родных, прижимаю! Не знаю, сколько я так скакал, как заяц безумный. Все свое хозяйство на дубленку свалил, все перещупал: всё ли цело? Всё, товарищи, что не было в пластиковых банках – всё цело! Странно, конечно, почему пластик потрескался, а жестяные коробки с краской целы. Но мне все равно! Большая часть моего богатства цела! Да и пластик – фигня, до дому донесу, там перелью во что-нибудь. Когда я, наконец, опомнился, обернулся – смотрю, все на меня как на чудо-юдо какое смотрят.
Тут Наррав руку на машину положил, спрашивает:
- Твое?
- Мое.
И тут моя машина рухнула. Только пыль ржавая вверх взметнулась. А я сидел на попе и не мог рот закрыть. За минуту моя машинка истлела. Тут я понял, минута промедления – и упаковки с краской ждет та же судьба.
Вскочил, руками на краски тычу:
- Домой, перелить, срочно!
Да, я смирился, что домой не вернусь, бабушку уже не увижу. Но если есть хоть малейший шанс сохранить кусочек прошлого – я его не упущу!
Тут случилось второе чудо за этот день: подошел известный дедулька, он ведун местный, я уже знаю, руками странно помахал – над моей кучкой как шарик мыльный образовался, обнял все, поднялся и в воздухе мерцает, а все вещи – внутри.
Как домой дошли – не помню, не мог глаз от своего сокровища отвести.
Но дошли, мне быстренько кучу ковшиков и кувшинов всучили, и я трясущимися руками кинулся краски свои ненаглядные переливать. Успел, спасибо тебе, господи, каким бы ты здесь не был! Через полчаса последняя пустая баночка истлела, как и машинка моя. И кисточки, конечно, тоже покарябались, остались только ручки деревянные и шерстинок кучка. Ну, не беда. Кисточки я и сам надергаю. Когда я отошел от этого инцидента, понял, что надо с хозяином объясниться. Я ведь так и не поговорил с ним, если честно. Живу как жил, они вопросов не задают, я тоже не высовываюсь, помогаю-шебуршу потихоньку.
Пока я с красками занимался, не заметил, что вечер уже. Ждали меня в общей, за столом ужинали. Я подошел и не знал, как начать.
Наррав заметил меня, рукой махнул, к столу приглашая.
- Проходи, не стой, поужинаем, да после поговорим.
Я кивнул.
За столом продолжили, как будто и не случилось им чудо-юдо из озера вытаскивать.
Сарраш подошла, тарелку с кашей мне поставила, по голове потрепала, как маленького. Я уже почти привык, что они ко мне как к ребенку относятся, все дела по дому дают детские делать (прибираться, за скотиной смотреть здесь младшие должны, что тяжелее – взрослые). Вздохнул. Ну и ладно. Разберемся.
Потом женщины со стола убрали, детей отослали, рядом с мужьями сели. На меня смотрят. А я не знаю, с чего начать. Во рту пересохло. А вдруг, если поймут, что я совсем чужак – прогонят? Мне у них так хорошо, даже дома так хорошо не было.
Тут Наррав начал:
- Ну что, Флерран, спрашивай. Теперь вся семья в сборе, на любой вопрос ответим.
- А разве не вы будете спрашивать, откуда я такой выполз?
- Зачем спрашивать, и так ясно, - удивился он. – Озеро тебя нам подарило. Давно нам никого не дарило, уж зим двести точно будет.
У меня в самом буквальном виде упала челюсть.
- А что было в последний раз?
- Кто. Адеррас. Хорошая женщина. Летом вышла. В семье соседей была. Мастерица – просто загляденье! Такие паутинки плетет! Сарраш у нее училась, да ты эту красоту на столе видишь! – он любовно погладил кружевную скатерть. – Вот. По весне замуж вышла, сейчас в семье живет, что за горами, детишки у нее – красавцы, как один! В эту весну как раз дочка её в нашу семью войдет, жинка Террана будет.
- Двести? Живет? – надо срочно найти челюсть, неприлично же!
- Ну да. Ты чего?
- А она какая? Как я, что ли? – я хотел уточнить, может, только альбиносам светит такая невероятная загробная жизнь.