Долгорукова

   — По-моему, чудно. Я вот смотрю на тебя и думаю: сколько же мы тратим перед свиданием времени на одевание, чтобы потом снова всё это снять.

   — Да ну тебя... Всегда у тебя какие-то повороты мыслей.

   — А как же им не поворачиваться — мыслям, коль, говорят, в мозгу у нас сплошь извилины. Иначе им наружу и не выйти. Вот, кстати, ещё один поворот, совсем уж в другую сторону. Ты говорила с Государем о нашем деле?

   — Насчёт концессии? Нет, Варь, совсем к слову не приходилось. Как это — вдруг, ни с того ни с сего.

   — С того, милая, что это твоё будущее. И не надо стыдиться этого, это натурально, он поймёт. Объясни ему, что этот Ефимович тебе никто, ты знать его не знаешь, но что он знаком с твоим братом и предлагает хорошие деньги за комиссию и акции в будущем предприятии. Государю стоит намекнуть министру путей сообщения, и все мы станем богаче на пятьсот тысяч каждый. Одно слово — и полтора миллиона. Плохо ли?

   — Ну ладно, я попробую.

   — Ты уже два раза собиралась. А время идёт, и соперник тоже не дремлет. Тут вот один уже заявился — отступного предлагает.

   — Так, может, оно и лучше. Те же деньги, но не надо одалживаться ни у кого.

   — Если бы те же, я бы не настаивала. А они только семьсот тысяч дают. На троих вовсе ерунда. Неужели трудно?

   — Ну ладно, ладно, поговорю. Как зовут этого подрядчика?

   — Ефимович.

   — Противная фамилия.

   — А фон Мекк лучше?

Вечером этого же дня. Вилла «Петит Элизе».

Теперь уже Александр одевался перед зеркалом. Катя, лёжа в постели, глядела на него.

   — Завтра, свет мой, я приду немного позже. Приезжает мой дядя Вильгельм. Мне всё же хочется примирить их с Францией. Хотя их неприязнь зашла так далеко, что не знаю, удастся ли. Но всё же попытаюсь, может, послушает племянника. А нет, так и не знаю, что Тьеру сказать — он тоже желает прибыть сюда. Я просил Горчакова отписать в Париж, чтобы пока воздержался. Встречаться здесь им ни к чему. Да и у меня тогда совсем свободного времени не останется, и так у нас его похищают каждый день.

   — А ты отставь их всех.

   — Всех нельзя. Барон Дельвиг, например, вчера специально из России приехал.

   — А кто он?

   — Товарищ министра путей сообщения. Мы строим новую железную дорогу.

   — Ой, Сашенька, хорошо ты напомнил. Нам предложили акции этой дороги. Мне и Мише. И Варе.

   — Фон Мекк?

   — Нет, другой претендент, Ефимович.

   — Да? Что ж ты не сказала раньше. Министерство уже рекомендовало отдать концессию фон Мекку. И Комитет министров поддержал.

   — И ты?

   — Я не возражал. Отчего же?

   — Сашенька, а нельзя переменить дело? Чтоб этому отдать — Ефимовичу.

   — А тебе-то что за разница, Катенька?

   — Ну как, Саша, он акции нам даёт и комиссионные.

   — Ну что за беда, ты разве нуждаешься. Скажи, сколько тебе нужно...

   — Ах, нет, Саша, это не то. Это на будущее, мало ли что. А потом не только мне, но и Мише, и Варе. Они же так преданы нам. Если б не их помощь... Ну да ты сам знаешь, они весьма стеснены в средствах, и для них эти комиссионные... Ладно? — Она поднялась в постели и, стоя на коленях, смотрела на Александра. Он приблизился, прижался лицом к её груди. — Пусти, ты щекочешь. Ну так что — решено? Сделаешь?

   — Но как, Катя, как? Я только что дал согласие на фон Мекка. Государь не может менять свои решения каждый день...

25 июня 1871 года. Сад виллы «Петит Элизе».

Катя, Варя и Александр играли в беседке в карты. Варя сделала ход и сказала:

   — А если бы Ваше величество сказали, что у вас появились новые сведения о личности этого фон Мекка и, учитывая открывшиеся обстоятельства, вы не можете доверить ему такое важное дело?

   — Какие обстоятельства, Варвара Игнатьевна, — Александр положил карту.

   — Ваша бита, Ваше величество, — сказала Варя. — Да любые обстоятельства. Ну, скажем, агенты господина Потапова обнаружили его связи с немецкими банками. Он же из немцев?

   — Ну и что с того, любезная Варвара Игнатьевна, — Александр сделал новый ход. — Я тоже из немцев, как вы говорите. Моя матушка, как вы знаете, была немецкой принцессой. Так и меня теперь заменить прикажете?

   — О нет, что вы, Ваше величество! У меня и в мыслях не было ничего подобного.

   — Вот видишь, Катенька, — Александр обратился к молчавшей до сих пор Кате, — когда я говорил тебе, что у женщин словам не всегда предшествуют мысли, ты спорила. Теперь ты видишь, что я был прав? Твой ход.

   — Какой ты противный, — сказала Катя, кладя карту, — Варя просто неудачно выразилась.

   — Вот-вот, я об этом и говорю. Нет уж, мои любезные дамы, в картах можно взять ход назад, — Александр бросил карты на стол, — да и то вы мне не даёте, а в государственных делах... Никак невозможно.

Варя выразительно поглядела на Катю и сказала:

   — Я пойду лимонаду принесу, что-то пить хочется, — и она пошла в дом.

Катя подождала, пока она скрылась, и сказала недовольно:

   — Саша, ты меня ставишь в такое положение перед всеми...

   — Перед кем — всеми, ангел мой?

   — Да хоть даже и перед Варей. Не желаешь исполнить мою просьбу и ещё выставляешь меня дурой.