Еще Маркс отмечал, что рабочие организации и партии, выступая против эксплуатации, становятся силой, способной «уничтожить или смягчить разрушительные для их класса следствия этого закона капиталистического производства»[195]. Но в условиях кризиса ставки резко повышаются. Как заметил Лукач, в такие исторические периоды трудящиеся должны перейти от «тормозящих, ослабляющих, сдерживающих действий» к активным попыткам изменить общество[196]. Но это означает не только необходимость отказаться от привычных, «докризисных» правил поведения, но готовность к жесткой конфронтации. И чем более объективно назрели необходимые меры, тем более серьезно им будут сопротивляться правящие элиты, ибо на этом этапе оказывается уже невозможно изменить положение дел, не затронув их интересов. «Те меры, с помощью которых буржуазия надеется преодолеть мертвую точку кризиса, которые, абстрактно говоря, и сегодня (если отвлечься от вмешательства пролетариата) находятся в ее распоряжении точно так же, как во время прежних кризисов, становятся ареной открытой классовой войны. Насилие становится решающей экономической силой ситуации»[197].
Демонтаж социальных реформ, происходивший на протяжении последних двух десятилетий XX века и первых двух декад века последующего, создал не просто предпосылки для череды всевозможных конфликтов и кризисов, превращая каждое новое решение правящих кругов в источник новых трудностей — всякий раз все более масштабных, — но и породил своего рода глобальную революционную ситуацию.
ГЛАВА 3. КАЛЕЙДОСКОП ПРОБЛЕМ И ВОЗМОЖНОСТЕЙ
Если в конце XX века призывы к радикальным реформам и критика капиталистической глобализации воспринимались как однозначно маргинальный дискурс, то уже в 2010-е годы, после Великой рецессии, подобные рассуждения стали частью мейнстрима. Другое дело, что, описывая симптомы разворачивающегося кризиса, как радикальные критики системы, так и многие представители истеблишмента стремились избегать обсуждения противоречий между трудом и капиталом или анализа социальных процессов, предпочитая переводить внимание на другие проблемы, пусть и очень важные, но рассматриваемые в принципиально иной плоскости.
Таких тем — безусловно, актуальных, но куда менее болезненных в идеологическом и политическом отношении — оказался целый букет. Это и проблема климатического кризиса и вопросы, связанные с внедрением новых технологий, и гипертрофированное развитие финансового капитала, и рост новых социальных потребностей в развитых странах. Все это естественным образом сопровождало эволюцию капиталистической мир-системы на очередной фазе ее истории. Вопрос лишь в том, возможно ли полноценное разрешение этих проблем, которое бы не затрагивало куда более глубоких оснований существующего порядка.
Уже в начале 2000-х годов изменение климата стало восприниматься как главный вызов, с которым в XXI веке сталкивается человечество. Причем подавляющее большинство ученых и политиков поддержали вывод исследователей, которые настаивали на том, что именно массовое использование человечеством углеводородного топлива является основной причиной потепления атмосферы. Правда, в научном сообществе появилось и меньшинство, оспаривавшее этот вывод. Однако климатические изменения так или иначе происходят. И есть все основания относиться к проблеме серьезно. Тем не менее дискуссия о социально назревших преобразованиях, связанных с меняющейся климатической ситуацией, быстро зашла в тупик: обсуждались не социально-экономические реформы, а технологии и научные теории, причем обсуждались они дилетантами, ничего не смыслящими ни в науке, ни в технологиях.
В любом случае,