Долгое отступление

Как тут не вспомнить слова Энгельса, относившиеся к французским революциям XIX века. Каждый раз, когда требование демократии становилось лозунгом дня, его осуществление на практике зависело от развития социальной борьбы. В результате, «оплатив победу собственной кровью, пролетариат выступал после победы с собственными требованиями. Эти требования бывали более или менее туманными и даже путаными, в зависимости каждый раз от степени развития парижских рабочих; но все они в конце концов сводились к уничтожению классовой противоположности между капиталистами и рабочими. Как оно должно произойти, этого, правда, не знали. Но уже самое требование при всей его неопределенности заключало в себе опасность для существующего общественного строя; рабочие, предъявлявшие это требование, бывали еще вооружены; поэтому для буржуа, находившихся у государственного кормила, первой заповедью было разоружение рабочих. Отсюда — после каждой завоеванной рабочими революции — новая борьба, которая оканчивается поражением рабочих»[444].

Собственно, именно эти повторяющиеся революции, реформы, контрреволюции и новые народные выступления в совокупности как раз и составляют процесс социального преобразования, переход от капиталистической системы к новому обществу.

Инфантильное стремление получить все и сразу никоим образом не свидетельствует о радикализме. Скорее, оно говорит о неготовности пройти долгий путь, в ходе которого политический процесс не только будет развиваться, проходя через разные, часто отрицающие друг друга фазы, но и творить самого себя по мере того, как сами участники событий осознают свою действительную историческую миссию, свое место и свои возможности в этом процессе.

Николай Бердяев назвал главу российского временного правительства Александра Керенского «человеком революции первой стадии»[445]. Эта прекрасная формулировка показывает, что различные фазы движения требуют не только разных идей и лозунгов, но и разных людей. Лишь те, кто способен осознать перспективу и возможности процесса в целом, способен пройти весь путь, не потеряв себя и не растеряв свое политическое влияние. Теория дает возможность такого понимания, но не снимает личной ответственности и не освобождает от необходимости принимать трудные решения, которые далеко не всегда могут быть оптимальными и безупречными. И все же, лишь повернувшись лицом к истории и приняв ее логику, мы можем стать ее частью.

«Социалистическая революция в Европе не может быть ничем иным, как взрывом массовой борьбы всех и всяческих угнетенных и недовольных, — писал Ленин в 1916 году. — Части мелкой буржуазии и отсталых рабочих неизбежно будут участвовать в ней — без такого участия невозможна массовая борьба, невозможна никакая революция — и столь же неизбежно будут вносить в движение свои предрассудки, свои реакционные фантазии, свои слабости и ошибки. Но объективно они будут нападать на капитал, и сознательный авангард революции, передовой пролетариат, выражая эту объективную истину разношерстной и разноголосой, пестрой и внешне раздробленной массовой борьбы, сможет объединить и направить ее, завоевать власть, захватить банки, экспроприировать ненавистные всем (хотя по разным причинам!) тресты и осуществить другие диктаторские меры, дающие в сумме ниспровержение буржуазии и победу социализма, которая далеко не сразу „очистится“ от мелкобуржуазных шлаков»[446].

Мы можем сегодня по-разному относиться к практической деятельности Ленина, как и к результатам большевистской политики в 1917–1920 годах. Но в одном мы не можем сомневаться: жизненный путь Ленина показал, что он лучше кого бы то ни было разбирался в том, что представляет собой революционная практика. И никогда не уклонялся от вызова истории, не прятался от нее за частоколом догматических формул.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Критики Маркса задним числом выдвигали ему два взаимоисключающих обвинения. Одно состояло в том, что его видение социалистического будущего оказалось утопическим. А другое — в том, что он не предложил своим последователям четкого видения социалистического будущего.

Констатируя глубочайший тупик, в котором оказалась экономическая политика после кризиса 2008–2010 годов, Адам Туз приходит к горькому выводу: «усилия центра и правых провалились, а левые подвергаются широкомасштабной обструкции или занимаются самообструкцией»[447]. Последнее, пожалуй, наиболее важно. Получив исторический шанс в 2010-е годы, левые силы не только не попытались его использовать, но, напротив, старательно прятались от него. К счастью, этот шанс все еще не до конца упущен, а общественная жизнь не просто дает нам новые возможности, но и предъявляет все более жесткие требования, не соответствуя которым мы рискуем потерять все.