— Нет-с, благодарю сердечно, вам со мной идти будет конфузно. Я на пару слов… Вы — доброй души человек… Дело мое немудреное. Уж долго ли, коротко ли я маялся, про то я не стану расписывать. Только в первый самый раз обратился я к обществу… вы изволите состоять членом?
И глаза его тревожно остановились на Луке Ивановиче.
— Да, я — член.
— Благодарение угодникам! Так вот, в первый самый раз попросил… А проживал в те поры на хлебах из милости в доме Вяземского, у такого артиста, который перевоспитывает краденых собак-с.
— Что-о? — почти с ужасом закричал Лука Иванович.
— Верьте слову, такая индустрия есть: каждую собаку переделывает и по наружности, и по характеру ее. Вот у такого я артиста и проживал… в помощниках… Не извольте смущаться — по крайности сыт! Ну, просил — дали. Даже совсем было справился — захворал, желтуха: сами изволите видеть, какая у меня физиогномия. И с той поры не могу выбиться — шабаш! Господин Присыпкин, у всякого своя амбиция! Хоть из своих по званию сотоварищей, а стыдно клянчить, ей-же-ей!.. Кабы у нас такое товарищество основано было — ну, другое дело… а то — хотят дадут, хотят нет; да и дадут-то, не встанешь как следует на ноги, и опять пошло то же хождение души по сорока мукам!..
Лука Иванович так ушел в рассказ «собрата», что забыл даже, где он в эту минуту. Ему все хотелось прервать его и крикнуть: "довольно! вы пересолили, вы слишком актерствуете; в жизни так не бывает, не злоупотребляйте подмостками!"
Но он поднял голову, и посреди грязного тротуара, на пустынной кладбищенской улице стоял он не пред актером, а пред настоящим… писателем Тульским, которого он когда-то "поощрял".
— Что же я могу? — вскричал он, беря его за руку.
— На днях ожидаю посещения-с из общества, но наипаче надеюсь на вас. Скажите слово благородного человека: оно будет покрепче, чем по должности рапорт… Простите великодушно, что обеспокоил… Я потерплю и еще недельку… желудок у меня точно у жвачку жующих: верблюжьи свойства имеет… Да и весело мне намедни стало: читаю в ведомостях, Лука Иванович, как у одного господина обыск был по какой-то любовной истории; судебный-то следователь его и спрашивает: "вы-де кто такой?" А тот ему: "я-де
Он приподнял высоко картуз и силился улыбнуться.
— Значит, у вас и неделю-то нечем прожить? — стремительным шепотом спросил Лука Иванович, близко подходя и схватываясь за бумажник.
Тот только повел плечами.
— От сотоварища не обидно, — шепнул Лука Иванович, сунув ему что-то в руку, и быстро повернул в переулок.
Это была его зелененькая.
ПРИМЕЧАНИЯ
Впервые напечатано: "Отечественные записки", 1875, № 10.
Публикуется по изданию: Сочинения П. Д. Боборыкина. СПб. — М., 1886, т. XI.
Дополнительный интерес повести, рисующей положение русских литераторов-поденщиков в пореформенную эпоху, придает беллетризованный «отчет» о похоронах известного русского критика и поэта Аполлона Григорьева (1822–1864).
Стр. 325.
Стр. 327.
Стр. 332.
Стр. 333.
Стр. 335.
Стр. 337.
Стр. 342.
Стр. 356–357.
Стр. 359.
Стр. 376.
Стр. 379.
Стр. 386.