Долги отдающий

Крупный, несколько грузноватый усач с цепкими глазами вырос у самой калитки, ничего не спрашивая, смотрит на меня, щелкает радиотелефоном. Все, приплыли.

— Падунец, Федор Савельевич, — говорю, сам от себя не ожидая такой наглости.

Усач повторяет услышанную фамилию, дожидается ответа и кивает головой:

— Проходите.

Вот так! И тут бывают свои сбои в бухгалтерии: человека давно уже нет, а из списков не вычеркнули. И документы не проверяют. Непорядок. Но за такой непорядок поблагодарить часового надо. В качестве поощрения я дарю ему дружескую улыбку, топаю вдоль озерца. Вот в этой беседке состоялось наше знакомство с Викой. Жаль, что она не сидит здесь по-прежнему: придется бегать по палатам. Нет, это не дело, конечно. Надо заглянуть прямо к Бабашвили и выяснить, что с моей любимой и где она.

Противнейший холодок прошелся под ребрами: а если Вика вообще не здесь, может же быть такое? Что, в Москве только одна загородная больница?

Первый этаж, поворот налево, ступеньки наверх. Ни одного больного не попалось на глаза. Что у них, мертвый час? Стучу в знакомую дверь, не дожидаясь ответа, открываю ее, перешагиваю порог. Все ясно, попал на обед. Илья Сергеевич сидит уже перед пустыми тарелками, пьет чай с лимоном.

— Я занят, простите.

— Это вы меня простите, Илья Сергеевич. У меня нет возможности ждать, я должен увидеть Вику.

Серебряная ложечка звякнула о стакан, руки доктора заметно дрогнули.

— Кузнецов? Как вы вошли сюда?

Он ставит на поднос стакан, опускает руку… Там может быть кнопка сигнализации, оружие… Выхватываю из кармана пистолет:

— Не надо!

Бабашвили заметно бледнеет, кладет руки на крышку стола, но говорит спокойно, только тихо:

— Этого еще у нас не было. Знал, что в дерьмо попал, но не думал, что по больнице с оружием бегать начнут.

— Где Вика? — спросил я.

— Так, значит, от вас ее упрятали?

— Илья Сергеевич, вы много говорите, я же жду всего-навсего коротенького ответа…

— Коротенький не получится. Вы все-таки разрешите мне взять из стола салфетки? И наберитесь хотя бы на пару минут терпения, чтобы понять, в чем дело. Вика здесь, и в той же палате, в какой была раньше. Привезли ее сюда в плохом, полубессознательном состоянии — кололи сильнейший препарат, блокирующий психику, волю. Эти ампулы тоже сюда доставили. Мне, как мальчику, настоятельно рекомендовали пользоваться ими, рекомендовали в таком тоне, что я не имел права отказаться. Но поскольку последствия подобных инъекций могут быть страшными…

У меня, наверное, что-то случилось с лицом, поскольку Илья Сергеевич дальше продолжил скороговоркой:

— Не надо так смотреть, все нормально! Я ввожу ей совершенно безвредные препараты, но у нас с ней договор: если кто-то еще есть в палате, то она ведет себя… странно, скажем так.

— Она в палате не одна?

— Одна. Но в любой момент туда может войти Светлана, моя, так сказать, помощница. На самом деле — человек, контролирующий меня.

— И вы это терпите?

— А что остается делать? Идти работать в районную поликлинику? А на что кормить семью?

— Но такой ценой…

— Не надо об этом! Я все-таки стараюсь хотя бы перед собой быть честным, деньги отрабатываю. — Он сделал ударение на последнем слове. — И потом, меня уже просто не отпустят отсюда, не позволят ни свое дело открыть, ни в другой лечебнице устроиться. Правда, если узнают, что я принимал вас, устроил встречу с Викой, то отношение ко мне, думаю, изменится. В худшую, естественно, сторону.

— И что вы предлагаете?

Бабашвили встал из-за стола:

— Я полагаю, что помогаю порядочному человеку. Во всяком случае, Вика так о вас отзывалась. Она мне кое-что рассказывала. Пойдемте!

— А осведомитель, Света, она здесь? Мы можем встретить ее в коридоре или в палате?

— Скорее всего, в палате. Не знаю, какое конкретно задание она получила, но постоянно крутится возле Вики.

— Тогда простите меня, но это для вашей же пользы. — Я вынул из кармана пистолет. — Пойдете под конвоем. Я вынудил вас идти, понимаете?

— Не совсем. Но я специалист в своем деле, вы — в своем. Поступайте, как знаете.

Коридор был по-прежнему пуст. Вошли в палату. Вика, кажется, спала. У окна на стуле сидела Светлана, листая журнал. Я быстро оглядел помещение. Труба парового отопления спускалась с потолка и уходила в пол в углу. Светлана уже поднималась навстречу нам и шевелила губами. Пистолет она увидела, теперь пусть увидит и браслетики. Я вынул наручники, защелкнул правый на ее руке, а левый, предварительно пропустив его меж трубой и стеной, на запястье Бабашвили:

— Посидите так пять минут, и без шума… простите, девушка, я, кажется, разбудил вас?

Последняя фраза была обращена уже к Вике. Та приподнималась на кровати, недоуменно глядя на меня.

— Костик?

— Ты можешь ходить?

Она спустила ноги на пол, поднялась, держась за спинку кровати.

— Вот и хорошо. — Я обнял ее за талию. — Посидим немного в кабинете доктора.

Ступала она не совсем уверенно не только в палате, но и в коридоре.

— Можешь не притворяться, тебя уже эта шпионка не видит.

— Костик, — она прижалась ко мне, заплакала, — меня чем-то накачали, я теряю ориентацию.