Мельком Сареф подумал, что в свете подобных обстоятельств поведение Фарвиго выглядит не таким уж нелогичным. Если с одной стороны у него окружение Ильмарриона, которое за место у тела главы драконов готово свернуть ему шею… а с другой стороны — “внешние” члены клана, которые в силу своей судьбы плевать хотели на всё, кроме самих себя, он, действительно, должен был чувствовать себя очень одиноким. Да и комплексы Бэйзина, который упорно хотел стать приближённым Ильмарриона, и потому охотился за Сарефом со всем возможным рвением, открывали вполне закономерные истоки.
— И таким образом… — осторожно продолжил Сареф.
— Около тебя будет соглядатай драконов, это правда, — кивнул Махиас, — но очень нелояльный. Потому что я не забыл, — в этот момент его глаза впервые вспыхнули злобой, — как меня в три года оторвали от моей матери и забрали в свой клан. Провернув при этом трюк, что это не для блага клана так надо, а я сам якобы ей надоел, и поэтому она меня отдала. Впрочем, — Махиас внимательно посмотрел на Сарефа, — мне известна твоя история, и, думаю, ты понимаешь, какая это боль: годами жить с ощущением, что ты не нужен своей матери. Так что моё присутствие будет сдерживать драконов от дальнейших поползновений в твою сторону. С учётом тех проблем, что между вами уже были, они будут рады хотя бы такому каналу связи. Ну а ты, в свою очередь, можешь скармливать драконам ту информацию о себе, которую посчитаешь нужной.
— И что, Ильмаррион никак не сможет на тебя надавить, чтобы заставить тебя сказать всю правду? — хмыкнул Сареф, нехотя отмечая, что уровень его симпатии к Махиасу начинает расти против его воли, — да в жизни не поверю.
— Такая возможность у него есть, это, действительно, так, — не стал спорить Махиас, — но ему будет очень тяжело ею воспользоваться. Все мы, внешние члены клана Айон, — со смешком сказал он, — поддерживаем между собой связь. И если нам поступит информация, что Ильмаррион давит на кого-то из нас — остальные очень быстро прервут все связи и спрячутся. А глава Айон не может себе этого позволить. Он слишком зависит от потоков информации и не может позволить себе их потерять.
— Ну а что тебе помешает предать моего хозяина для того, чтобы стать приближённым Ильмарриона? — со злобой и явным недоверием спросил Хим.
Махиас ответил не сразу. Он сначала оценивающе посмотрел на Сарефа, а потом на Хима, словно его удивило, что Сареф разрешает своему хилереми вот так вмешиваться в чужой разговор. Но, не дождавшись от Сарефа никаких замечаний, ответил:
— Потому что мне это неинтересно. Во время своего обучения я видел, чего стоит даже полукровкам, рождённым в клане, занять это место. А уж для внешних членов клана подобная задача и вовсе нереальна. Да и потом, я думаю, вы и сами понимаете, что даже если предатель действует в твоих интересах, он всё равно остаётся предателем. Его могут один раз вознаградить, но на этом любое взаимодействие с ним заканчивается. Так что нет уж, спасибо. Подобное точно не для меня.
— Ну, в таком случае — возникает закономерный вопрос, — осторожно заметил Сареф, — зачем тебе самому это нужно? Мы оба прекрасно знаем, что ты сильнее меня, и моя победа — это большей частью удача. Так что уж извини, если некоторые мои вопросы для тебя оскорбительны, но, думаю, ты сам понимаешь, насколько подозрительно это выглядит со стороны.
— Прекрасно понимаю, — кивнул Махиас, — мои интересы в этом — исключительно личные. Когда мне исполнилось 15 лет, руководство отправило меня в клан Андерраст, передать какие-то документы. Задание по сути пустяковое, это я уже потом узнал, что так драконы вырабатывают у молодняка самостоятельность и избавляют от страха покидать земли своего клана. И вот по пути из поместья я зашёл в город Аржок, и там мне на пути попалась палатка прорицательницы. Наши старшие не одобряют подобных развлечений, но всё же мне стало интересно, и я зашёл к ней. Как ты понимаешь, за 12 лет обучения в клане Айон я успел кое-что узнать, потому я сразу понял, что эта женщина не шарлатанка, и она, действительно, кое-что может. И она сделала мне пророчество, которое звучит так: “
— Чемпион, что заставит плакать кровью? — задумчиво повторил Сареф, — и ты решил, что речь идёт обо мне?