Долгая прогулка

Молчание. Вездеход дребезжал и гремел, двигаясь вдоль обочины, и где-то впереди кто-то получил предупреждение.

— Проиграл блондин-здоровяк. Я все видел. Они только-только прошли мимо. Он вскинул вверх руки, как Супермен, но не взлетел, а просто повалился на асфальт лицом вниз, и через тридцать секунд получил билет, потому что шел с тремя предупреждениями. Они оба шли с тремя предупреждениями.

Потом толпа начала приветствовать победителя. Они орали и орали, и тут увидели, что парень хочет что-то сказать. И замолчали. Он упал на колени, ну знаете, как будто молиться собрался, но только плакал. Потом он подполз к другому парню и уткнулся лицом ему в рубашку. Он начал что-то говорить, но мы не слышали. Он просто бормотал что-то в рубашку мертвеца. Рассказывал ему что-то. Потом солдаты подбежали к нему и сказали, что он выиграл Приз, и спросили, с чего он хочет начать.

— И что он ответил? — спросил Гэррети. Ему казалось, что задав этот вопрос, он всю свою жизнь поставил на карту.

— Он ничего им не ответил, тогда — нет, — сказал Стеббинс. — Он разговаривал с мертвецом. Говорил ему что-то, но мы не слышали.

— И что потом? — спросил Пирсон.

— Не помню, — ответил Стеббинс, возвращаясь на прежнюю позицию.

Никто ничего не сказал. Гэррети чувствовал себя загнанным в угол, как если бы кто-то запихнул его в подземный ход, слишком узкий, чтобы можно было выбраться самому. Впереди кому-то вынесли третье предупреждение, и парень издал отчаянный, каркающий звук, словно умирающий ворон. Господи, только бы сейчас никого не застрелили, думал Гэррети. Я же свихнусь, если услышу сейчас выстрелы. Пожалуйста, господи, пожалуйста.

Спустя несколько минут винтовки пропели в ночи свою стальную песню смерти. На этот раз умер коротышка в свободной красно-белой футболке. Гэррети показалось, что маме Перси больше не придется заботиться и волноваться, но нет, это был не Перси — этого звали Куинси или Квентин, как-то в этом роде.

Гэррети не свихнулся. Он повернулся, чтобы отругать Стеббинса, узнать, каково это — отравить последние минуты жизни таким ужасом — но Стеббинс занял свою обычную позицию в арьергарде, и Гэррети снова остался один.

А Прогулка продолжалась. Их осталось 90.

Глава пятая

Вы не сказали правду, и теперь вам придется ответить за последствия.

- Боб Баркер. Правда или Последствия[14]

В двадцать минут одиннадцатого, вечером этого бесконечного первого майского дня Гэррети избавился от одного из двух своих предупреждений. После парня в красно-белой футболке билеты купили еще двое, но Гэррети едва ли обратил на это внимание. Он проводил тщательную проверку всех систем.

Одна голова, сбитая с толку и ополоумевшая, но в целом работоспособная. Два уставших глаза. Одеревеневшая шея. Две руки, тут проблем нет. Одно туловище, в порядке, если не считать гложущего желудок голода, который никакие концентраты не способны утолить. Две чертовски уставшие ноги. Мышцы болят. Интересно, долго ли еще эти ноги будут идти сами по себе; сколько времени должно пройти, чтобы мозг принял управление и начал наказывать их, заставлять работать, презрев все разумные пределы, только затем, чтобы не заработать пулю в лоб? Через сколько часов они начнут заплетаться все сильнее, потом запротестуют, и в конце концов — остановятся?

Ноги устали конечно, но насколько он мог судить, пока что работали удовлетворительно.

И две ступни. Они болят. У него чувствительные ступни, что уж тут отрицать. Он уже большой мальчик, поэтому им приходится таскать туда-сюда 72 с лишним килограмма; и теперь их периодически простреливают странные боли. Гэррети чувствовал, что большой палец одной ноги прорвал носок и неприятно уперся в ботинок — тут он вспомнил историю Стеббинса и страшно перепугался. Но ступни по-прежнему работали, на них не было ни одного волдыря, и он чувствовал, что в принципе они тоже в порядке.

Гэррети, подбодрил он сам себя, ты в отличной форме. Двенадцать человек мертвы, вдвое больше, вероятно, чувствуют сейчас ужасные боли, а ты в порядке. Ты отлично справляешься. Ты великолепен. Ты жив.

Разговор, убитый так жестоко Стеббинсом и его историей, вскорости воскрес снова. Живые люди разговаривают. Янник, номер 98-й, громким голосом обсуждал с Уайманом, номер 97, происхождение сидящих на вездеходе солдат. Они сошлись на том, что оно было яркое, разнородное, очень сложное и очевидно ублюдочное.

Пирсон между тем внезапно спросил у Гэррети:

— Тебе когда-нибудь клизму ставили?

— Клизму? — переспросил Гэррети, подумал и сказал: — Нет. Вроде нет.

— А вам, ребята? — спросил Пирсон. — Давайте, признавайтесь.