Кричащая женщина была пышна телом и красна лицом. Она бросилась на одну из секций заградительного барьера и опрокинула ее, оборвав ярко-желтую ограничительную ленту. Ее пытались удержать сразу несколько полицейских, но она яростно сопротивлялась — дралась, царапалась, кричала, — так что им приходилось несладко.
Синяя косынка. Горящие яростью глаза. Даже криво скроенное платье цвета морской волны. Все эти детали определенно кого-то ему напоминают. Женщина кричала что-то неразборчивое. Сопротивляясь, она расцарапала до крови лицо одного из копов, которые ее сдерживали — точнее, пытались сдержать.
Гэррети прошел от нее в трех метрах, и тут же понял, где видел ее — ну, конечно же, это была мама Перси. Того Перси, который хотел ускользнуть в лес, а вместо этого ускользнул в мир иной.
— Верните мальчика! — кричала она. — Верните моего мальчика!
Толпа вокруг с воодушевлением поддерживала ее. Маленький мальчик плюнул ей на ногу, подкравшись с тыла, и тут же улетучился.
Они сидели на лавочке в летнем парке, рядом с эстрадой. Это было месяц назад, в апреле. Он обнял ее за плечи. От нее пахло духами, которые он подарил ей на день рождения. Ему казалось, этот запах усиливает ее тайный девический аромат - темный, пьянящий, как сама ее плоть.
— Гэррети?
Он дернул головой от неожиданности и очнулся от полудремы. Рядом шел МакФриз, он его и разбудил.
— Как себя чувствуешь?
— Чувствую? — задумчиво ответил Гэррети. — Наверное, нормально. Да, думаю нормально.
— Баркович на грани, — сказал МакФриз с тихой радостью в голосе. — Я уверен. Он говорит сам с собой. И еще он хромает.
— Ты тоже хромаешь, — сказал Гэррети. — И Пирсон хромает. И я.
— У меня всего-то нога болит. Но Баркович... Он постоянно трет бедро. Думаю, он потянул мышцу.
— За что ты его так ненавидишь? Почему не Колли Паркера? Или Олсона? Или вообще всех нас?
— Потому что Баркович делает то, что делает, совершенно осознанно.
— Играет на победу, — ты это имеешь в виду?
— Ты не знаешь, что я имею в виду, Рей.
— Надеюсь, ты хотя бы сам это знаешь, — сказал Гэррети. — Конечно он ублюдок. Может, чтобы победить, нужно быть ублюдком.
— Хорошие парни до финиша не доходят?
— Ну мне-то откуда знать?
Они прошли мимо маленькой деревенской школы, с фасада облицованной деревянными досками. Дети, толпившиеся во дворе, замахали руками. Несколько мальчиков стояли на гимнастических снарядах, похожие на часовых, и Гэррети вспомнил рабочих со склада пиломатериалов.
— Гэррети! — закричал один из пацанов на снарядах. — Гэррети! Гэр-ре-тиии!
Это был маленький мальчик со взъерошенными волосами, он прыгал как сумасшедший на самом верхнем уровне гимнастического комплекса, размахивая обеими руками. Гэррети вяло помахал в ответ. Мальчик перевернулся и повис вниз головой, зацепившись за планку ногами, но и рукам не давая скучать. Когда школьный двор, а с ним и сверхактивный мальчик, скрылся из виду, Гэррети почувствовал облегчение. Парень потратил слишком много энергии, чтобы об этом можно было думать без боли.
Пирсон присоединился к ним двоим.
— У меня тут мысль возникла.
— Поберег бы лучше силы, — посоветовал МакФриз.
— Слабенько, чувак. Совсем слабенько.
— И о чем же ты думал? — спросил Гэррети.
— Как это хреново должно быть для предпоследнего парня.
— Что ж такого особо хренового? — спросил МакФриз.
— Ну как... — Пирсон прикрыл ладонью глаза и сощурившись посмотрел на сосну, когда-то давно сожженную молнией. - Представь — одолеть всех, вообще
— И какой же? — равнодушно спросил МакФриз.
— Я не знаю.
— Как насчет остаться в живых? — спросил Гэррети.
— Да кто бы стал за это бороться?
— До начала Прогулки может и никто. Но я сейчас был бы рад даже этому — к чертям эту Награду, к чертям исполнение самого сокровенного желания. А ты?
Пирсон тщательно обдумал его слова, и сказал, наконец, с ноткой сожаления: