Гэррети посмотрел на часы. Двадцать минут девятого. Еще сорок минут — и будет еда. Он подумал, как здорово было бы зайти в одну из этих маленьких придорожных кафешек, которые встречались им тут и там, уронить задницу на пухлый барный стул, поставить ноги на планку (одно это стало бы божественным облегчением) и заказать стейк с жареным луком, порцию картофеля-фри и здоровую чашку ванильного мороженого с клубничным сиропом на десерт. Или еще лучше — большую тарелку спагетти с тефтелями, хлеб, и чтобы сбоку еще горошек в масле плавал. И молоко. Целую бадью молока. К черту эти тюбики и фляги с дистиллированной водой. Молоко, твердая пища и место, где можно посидеть и покушать. Разве это не прекрасно?
Прямо впереди семья из пяти человек — мама, папа, дочка, сын и седовласая бабушка — расположившись под большим вязом, поглощали свой завтрак, который состоял из бутербродов и чего-то вроде горячего какао. Увидев Идущих, они радостно замахали руками.
— Уроды, — пробормотал Гэррети.
— Чего-чего? — переспросил МакФриз.
— Я говорю, что было бы круто присесть и поесть чего-нибудь. Посмотри на них. Стадо сраных свиней.
— На их месте ты бы делал то же самое, — сказал МакФриз. Он помахал в ответ и улыбнулся, приберегая самую широкую, самую яркую улыбку для старушки, которая жевала — или, вернее было бы сказать, перемалывала деснами — бутерброд с яйцом и салатом.
— Черта с два. Сидеть там и жрать, пока толпа умирающих с голоду...
— Ну, не преувеличивай.
— Ну ладно, голодных...
— Разум превыше материи, — продекламировал МакФриз. — Разум превыше материи, мою юный друг.
Декламация прозвучала как злая пародия на У.К. Филдса[28].
—- Да ну тебя к черту. Ты просто не хочешь этого признать. Эти люди, они же животные. Он хотят увидеть, как чьи-нибудь мозги размажут по асфальту, затем они и приходят. С не меньшим удовольствием они посмотрят, как убьют тебя.
— Не в этом смысл, — спокойно сказал МакФриз. — Разве не ты рассказывал, как в детстве ходил смотреть Долгую Прогулку?
— Да, но тогда я ничего об этом не знал!
— Ну, это конечно все оправдывает, да? — МакФриз издал короткий мерзкий смешок. — Разумеется, они животные. Ты думаешь, ты что-то новое открыл что ли? Иногда я просто поражаюсь твоей наивности. Французские лорды и леди посещали публичные казни, а вернувшись домой, тут же принимались трахаться. Древние римляне обжирались, глядя на гладиаторские бои. Это зрелище, Гэррети. Ничего нового.
Он снова рассмеялся. Гэррети зачарованно смотрел на него.
— Продолжай, — сказал кто-то. — Ты добежал до второй базы, МакФриз. Хочешь попробовать прорваться к третьей?
Гэррети даже оборачиваться не надо было. Конечно, это был Стеббинс. Тощий Будда Стеббинс. Ноги несли его сами по себе, но едва ли он чувствовал, как они распухли, словно наполненные гноем.
— Смерть любит хорошо покушать, — сказал МакФриз. — Помнишь Гриббла и тех двух девчонок? Им хотелось узнать, каково это — трахать мертвеца.
— Но даже это не является сутью нашей маленькой экспедиции, Гэррети. Суть в том, что они умные.
Воздух закончился у него в легких, и он замолчал.
— Вот, — сказал он. — Ты идешь, и меня заставил идти. Минипроповедь №342 из шести тысяч и тэдэ и тэпэ. Возможно сократила мне продолжительность жизни часов на пять, если не больше.
— Зачем же ты тогда это делаешь? — спросил Гэррети. — Если ты так много понимаешь, и так в этом уверен, зачем же ты это делаешь?
— Затем же, зачем мы все это делаем, — сказал Стеббинс, улыбаясь мягко, почти нежно. Его губы запеклись на солнце, но других отпечатков дорога на на его лице не оставила, и вообще он выглядел непобедимым. — Мы хотим умереть, вот почему мы здесь. А зачем еще, Гэррети? Зачем еще?
Глава восьмая
Дверь-стена-окно, гусь бухал вино,
сидя на проводах, жевала табак мартышка у Дома Кино.
Оборвались провода,
от мартышки ни следа,
они с гусем улетели
в рай - наверно, навсегда!