Долгая прогулка

— Безгрешен и в мыслях, и в словах, и на деле, — нравоучительно сказал МакФриз.

Гэррети пожал плечами.

— Воспринимай как хочешь, — сказал он.

— Шансы, что тебе удастся сделать с ней что-нибудь большее, чем просто помахать ручкой, — один к ста, — прямо сказал МакФриз.

— Один к семидесяти трем.

— Все равно неслабо.

Но настроение Гэррети не так просто было испортить.

— У меня такое чувство, будто я могу идти вечно, — мягко сказал он.

Кое-кто, услышав это, поморщился.

Они прошли мимо круглосуточной заправки, и один из работников вышел, чтобы помахать им. Почти все помахали ему в ответ. Работник выкрикивал подбадривающие слова, в частности — Уэйну, номеру 94.

— Гэррети? — тихо сказал МакФриз.

— Что?

— Я не смогу перечислить всех, кто сошел с дистанции. А ты?

— Нет.

— Баркович?

— Нет. Он впереди. Перед Скраммом, видишь?

МакФриз пригляделся.

— Да, вроде вижу.

— Стеббинс по-прежнему позади.

— Не удивлен. Странный парень, правда?

— Ага.

Они замолчали. МакФриз глубоко вздохнул, потом снял рюкзак и достал оттуда несколько миндальных печений. Он предложил одно Гэррети, и Гэррети взял.

— Как бы я хотел, чтоб все это уже кончилось, — сказал он. — Так или иначе.

Они молча съели свои печенья.

— Мы должно быть уже прошли полдороги до Олдтауна, да? — спросил МакФриз. — Восемьдесят пройдено, восемьдесят впереди.

— Наверно, — сказал Гэррети.

— Раньше вечера не дойдем.

Услышав слово "вечер", Гэррети почувствовал, как по спине пробежали мурашки.

— Не дойдем, — сказал он, и вдруг спросил: — Откуда у тебя этот шрам, Пит?

Рука МакФриза непроизвольно потянулась к шраму.

— Это долгая история, — коротко ответил он.

Гэррети присмотрелся к нему. Его волосы были всклокочены и сбились в колтуны от пыли и пота. Одежда вся обвисла и измялась. На мертвенно-бледном лице особенно выделялись синяки под красными от лопнувших сосудов глазами.

— Дерьмово выглядишь, — сказал он и вдруг расхохотался.

МакФриз ухмыльнулся.

— Ты тоже не то чтобы из рекламы дезодоранта вышел.

И они оба рассмеялись, и смеялись долго и истерично, хлопая друг друга по спине и одновременно пытаясь идти. Это был весьма неплохой способ окончательно распрощаться с ночным кошмаром. Так продолжалось пока Гэррети и МакФриз оба не схлопотали по предупреждению. Тогда они прекратили смеяться и разговаривать, и погрузились в заботы дня.

Думать, подумал Гэррети. Вот главная забота дня. Думать. Думать, и еще одиночество, потому что совершенно не важно, проведешь ты эти дневные часы с кем-нибудь или один, - в конце ты всегда одинок. Ему казалось, что на счетчике его мыслей миль теперь не меньше, чем прошли ноги. Слова возникали все новые и новые, и от них никак было не избавиться. Ситуация располагала, например, задуматься — что за мысли блуждали в голове у Сократа, когда он уже выпил свой смертельный коктейль?

Где-то сразу после пяти они прошли первую группку истинных ценителей зрелища — четырех мальчиков, которые сидели, по-индийски скрестив ноги, рядом со своей палаткой. Один был все еще в спальном мешке, сонный и важный словно эскимос. Их руки двигались монотонно, словно метрономы. Ни один не улыбался.

Вскоре дорога, по которой они шли, влилась в другую, более широкую дорогу. В этой было три полосы движения - и покрыта она была ровным, хорошим асфальтом. Они прошли ресторанчик для дальнобойщиков, и каждый считал себя обязанным помахать и свистнуть трем молоденьким официанткам, которые сидели на ступеньках — просто чтобы показать: мы по-прежнему полны энергии. И только Колли Паркер говорил отчасти серьезно.

— В пятницу вечером, — громко крикнул он. — Запомните это. Вы и я, в пятницу вечером.

Гэррети подумал, что все это в принципе ребячество, но помахал, да и девушки как будто не возражали. Идущие, по мере того, как все большее их число просыпалось для первых солнечных лучей второго дня мая, распределились по всей ширине дороге. Гэррети на глаза снова попался Баркович, и он подумал — а может этот как раз умнее прочих? Когда нет друзей — и терять некого.

Через несколько минут по рядам снова прошло сообщение, и на этот раз это была тук-тук шутка[20]. Брюс Пастор, шедший прямо перед Гэррети, повернулся к нему и сказал:

— Тук-тук, Гэррети.

— Кто там?

— Мейджор.

— Мейджор кто?

— Мейджор пердолит мамашу на завтрак, — сказал Брюс Пастор и громко засмеялся.

Гэррети усмехнулся и передал шутку МакФризу, который передал ее Олсону. Когда шутка зашла на второй круг, Мейджор пердолил на завтрак уже бабушку. В третий раз это была бедлингтон-террьер Шейла, которая так часто появлялась с ним во всяческих пресс-релизах.

Гэррети все еще смеялся над последним вариантом, когда вдруг заметил, что смех МакФриза сошел на нет. Он уставился со странной сосредоточенностью на каменные лица солдат, сидящих на вездеходе. А те бесстрастно смотрели на него.