Предупреждения гремели справа и слева, и Гаррати подумал, что очень скоро тоже получит предупреждение. Он сосредоточил взгляд на Олсоне, отчаянно стараясь шагать с ним в ногу. Они вместе взойдут на этот смертоносный холм, и он заставит Олсона открыть ему тайну. А потом будет легко, ему не будет дела ни до Стеббинса, ни до Макврайса, ни до Джен, ни до отца, да, и даже до Фрики Д’Аллессио, чья голова раскололась, как головка пластмассовой куклы, на Федеральном шоссе 1.
Что там, в сотне футов впереди? В пятидесяти? Что?
Он задыхался.
Прогремели выстрелы. Последовал громкий пронзительный крик, заглушенный новой серией выстрелов. Они получили еще одного на этом холме. Гаррати ничего не видел в темноте. Кровь мучительно пульсировала в висках. Он обнаружил, что ему совершенно наплевать, кому достался билет. Не важно. Только боль имеет значение, боль, разрывающая его ноги и легкие.
Поворот. Дорога стала ровной. Еще более крутой поворот в начале спуска. Дорога теперь шла слегка под гору, следовательно, можно восстановить дыхание. Но ощущение таяния в мышцах не уходило. Скоро откажут ноги, спокойно подумал Гаррати. Они не донесут меня до Фрипорта. Вряд ли они донесут меня хотя бы до Олдтауна. По-моему, я умираю.
В ночной тишине стал слышен шум, дикий, экстатический гул. Человеческий голос, множество голосов, раз за разом повторяющих одно и то же слово:
Господь Бог или его отец сейчас отсечет ему ноги, а он еще не успел узнать тайну, тайну, тайну…
Гром:
Это не отец и не Господь Бог. Похоже, это все учащиеся Олдтаунской средней школы в полном составе в унисон скандируют его фамилию. Когда они разглядели его белое, измученное, напряженное лицо, ритмическое скандирование превратилось в беспорядочный неумолчный крик. Стоявшие в первых рядах размахивали автоматическими ружьями. Мальчишки оглушительно свистели и целовали своих девушек. Гаррати помахал им, улыбнулся, кивнул и осторожно приблизился к Олсону.
— Олсон, — шепнул он. — Олсон.
Возможно, глаза Олсона зажглись на мгновение. Как будто изношенный стартер разбитого автомобиля выпустил одну-единственную искру.
— Скажи мне как, Олсон, — шептал он. — Скажи, что надо делать.
Школьники и школьницы (Неужели я ходил когда-то в школу? — подумал Гаррати. Или мне это приснилось?) остались позади, но продолжали кричать.
Глаза Олсона тяжело задвигались в провалившихся глазницах, как будто они заржавели и нуждались в смазке.
— Да, вот так, — оживленно зашептал Гаррати. — Говори. Говори со мной, Олсон. Расскажи мне. Расскажи.
— А, — сказал Олсон. — А. А.
Гаррати придвинулся еще ближе, положил руку Олсону на плечо и оказался в зловонном облаке пота, несвежего дыхания и мочи.
— Прошу тебя, — сказал Гаррати. — Постарайся.
— Га. Го. Госп. Господень сад…
— Господень сад, — неуверенно повторил Гаррати. — Так что про Господень сад, Олсон?
— Он. Зарос. Сорной. Травой, — печально сказал Олсон. Голова его свободно болталась. — Я.
Гаррати молчал. Он не мог говорить. Начался еще один подъем, и он опять задыхался. А Олсон, казалось, вообще уже не дышал.
— Я не. Хочу. Умирать, — закончил Олсон.
Взгляд Гаррати буквально прикипел к черному сгустку плоти, в который превратилось лицо Олсона.
— А? — Олсон со скрипом повернулся к нему и медленно поднял разваливающуюся голову. — Га. Га. Гаррати?
— Да, это я.
— Сколько времени?
Гаррати уже успел заново завести часы и установить их на истинное время. Одному Богу известно зачем.
— Без четверти девять.
— А? Всего? Не. Не позже? — По изможденному старческому лицу Олсона пробежало легкое удивление.
— Олсон… — Гаррати осторожно потряс Олсона за плечо, и все тело Олсона зашаталось, как подъемный кран при сильном порыве ветра. — В чем здесь дело? — Он вдруг хихикнул, как ненормальный. — В чем здесь дело, Олфи?
Олсон намеренно пристально взглянул на Гаррати.
— Гаррати, — прошептал он. Изо рта у него воняло, как из канализационной трубы.
— Что?
— Сколько времени?
— Черт тебя побери! — заорал на него Гаррати и быстро оглянулся, но Стеббинс смотрел на асфальт. Если он и смеялся над Гаррати, то в темноте этого не было видно.
— Гаррати.
— Что? — уже спокойнее спросил Гаррати.
— Хрис. Христос спасет тебя.
Олсон снова поднял голову и свернул к обочине. Он направлялся к автофургону.
— Предупреждение! Предупреждение семидесятому!
Олсон не сбавлял шага. В его фигуре чувствовалось какое-то посмертное достоинство. Толпа умолкла. Зрители следили за происходящим во все глаза.
Олсон двигался уверенно. Он ступил на обочину. Положил обе руки на борт фургона. Неуклюже полез вверх.
— Олсон! — в изумлении закричал Абрахам. — Эй, это же Хэнк Олсон!
Четверо солдат совершенно синхронно направили на него дула карабинов. Олсон ухватился за ближайшее дуло и вырвал ружье у солдата с легкостью, как будто доставал ложечку из стаканчика с мороженым. Оно полетело в толпу. Зрители бросились от него врассыпную, как будто им швырнули живую гадюку.