Долгая прогулка

Солдаты, не слезая с вездехода, всадили в него еще две пули, а потом деловито стащили его труп с дороги.

— Вот так-то.

Минут десять они шли молча; Гэррети было комфортно просто от того, что МакФриз шел рядом.

— Я начинаю что-то в этом видеть, Пит, — сказал он наконец. — Здесь есть система. Не так уж всё бессмысленно.

— Да? Я бы не стал на это рассчитывать.

— Он говорил со мной, Пит. Он не был мертв, пока они его не застрелили. Он был живым, — сейчас именно это казалось самым важным во всей этой истории с Олсоном. Он повторил: — Живым.

— Не думаю, что это имеет значение, — сказал МакФриз, устало вздохнув. — Он просто номер. Очередной труп. Номер пятьдесят три. Это значит только то, что мы немного приблизились к финишу, и больше ничего.

— Ты ведь на самом деле так не думаешь.

— Не говори мне, что я думаю, а что нет, — сердито ответил МакФриз. — Хватит уже об этом, ладно?

— Я бы сказал, мы в тринадцати милях от Олдтауна, — сказал Гэррети.

— Великолепно!

— Ты не знаешь, как там Скрамм?

— Я что ему — доктор? Может отвалишь уже?

— Да что такое тебя гложет?

МакФриз дико расхохотался:

— Вот они мы, вот они мы, а ты желаешь знать, что меня гложет! Меня беспокоит налоговая прибыль за следующий год, вот что меня гложет! Меня беспокоит цена на зерно в Южной Дакоте, вот что гложет меня! Олсон, его кишки вываливались наружу, Гэррети, в конце он шел, а кишки вываливались наружу, вот что гложет меня, вот что меня гложет… — он замолчал внезапно; Гэррети наблюдал, как он борется с тошнотой. Вдруг МакФриз сказал: — Со Скраммом всё плохо.

— Плохо?

— Колли Паркер трогал его лоб и сказал, что он весь горит. Он бредит. Говорит о жене, о Фениксе, о Флагстаффе, какую-то чушь об индейцах Хопи и Навахо, о куклах-качина[46]… Трудно что-то понять.

— Как долго он еще продержится?

— Да бог его знает. Он все еще может пережить нас всех. Он сложен как буйвол и старается изо всех сил. Господи, как я устал.

— А как там Баркович?

— Этот настороже. Он знает, что многие с радостью увидели бы, как он покупает свой последний билет. Он поставил себе задачу пережить меня, чертов маленький ублюдок. Ему не нравится, как я трахаю ему мозг. Да, знаю, случай тяжелый. — МакФриз снова разразился своим диким смехом. Гэррети этот звук не понравился. — Впрочем, он напуган. Он все меньше полагается на легкие, и все больше на ноги.

— Как и мы все.

— Да. Олдтаун уже близко. Тринадцать миль?

— Точно так.

— Можно тебе сказать кое-что, Гэррети?

— Конечно. Унесу с собой в могилу.

— Видимо, так и будет.

Кто-то в первых рядах поджег шутиху, и Гэррети с МакФризом вздрогнули от неожиданности. Несколько женщин в толпе завизжали. Дородный мужик в первом ряду чертыхнулся, едва не выплюнув весь попкорн изо рта.

— Знаешь почему все это так ужасно? — сказал МакФриз. — Потому что все это невыносимо тривиально. Понимаешь? Мы продали себя, мы обменяли свои души на банальность. Олсон, он был никчёмным. Он был также и изумителен, но на самом деле одно другому не мешает. Он был изумителен и никчёмен. Либо первое, либо второе, либо оба вместе, но умер он как букашка под микроскопом.

— Ты прям как Стеббинс, — возмутился Гэррети.

— Лучше бы Присцилла меня убила, — сказал МакФриз. — По крайней мере, это не было бы так…

— … тривиально, — закончил за него Гэррети.

— Да. Я думаю…

— Слушай, я хотел бы немного подремать. Ты не против?

— Нет. Извини, — по голосу МакФриза понятно было, что он задет.

— Прости, — сказал Гэррети. — Слушай, не принимай это близко к сердцу. Все это так…

— … тривиально, — закончил за него МакФриз. В третий раз за день он рассмеялся своим диковатым смехом и пошел прочь. Гэррети подумал — не в первый раз уже — что не стоило заводить друзей на Прогулке. Дружба всё очень усложняет. Впрочем, она уже всё усложнила.

Гэррети ощутил слабое шевеление в кишечнике. Очень скоро его придется опорожнить. Эта мысль заставила его внутренне напрячься. Зеваки будут тыкать пальцами и смеяться. Ему придется срать прямо на улице, как дворовому псу, а потом люди будут собирать его дерьмо салфетками и раскладывать по бутылочкам на сувениры. Казалось невероятным, что люди на такое способны, но он знал, что именно так и будет.

Олсон и его вываливающиеся кишки.

МакФриз, Присцилла и пижамная фабрика.

Скрамм, лихорадочно пылающий.

Абрахам… почем цилиндр, публика?

Гэррети уронил голову на грудь. Он задремал. Прогулка продолжалась.

Через реки и леса, через горы и долины. По хребту и под мостом, и чудесные фонтаны. Гэррети усмехнулся туманному скольжению своего сознания. Его ноги топтали мостовую, и отходящий каблук поддался еще чуть-чуть, как старый ставень на окне мертвого дома.