Доленго

- И в результате, - я уверен в этом! - число нарушений дисциплины и преступлений не падает, а растет! - горячился Сераковский.

- Я придерживаюсь того же мнения, но ваш тезис требуется доказать. Может быть, вы возьметесь? Вам все равно придется писать годовое сочинение, изберите себе тему, ну хотя бы "Влияние телесных наказаний на дисциплину в войсках".

- Сочту за долг последовать вашему совету, Виктор Михайлович.

Недавно в академии ввели еще одно новшество - предоставили слушателям один день в неделю для домашних занятий. Все свободное время Сераковский проводил теперь в библиотеке и в архивах.

Он выписывал в тетрадь мнения крупнейших авторитетов.

Монтескье: "В государстве благоустроенном законодатель озабочивается не столько наказанием, сколько предупреждением преступлений".

Достоевский: "Право телесного наказания, данное одному над другим, есть одна из язв общества, есть одно из самых сильных средств для уничтожения в нем всякого зародыша, всякой попытки гражданственности и полное основание к непременному и неотразимому его разложению"...

Чем глубже он копал историю российского государства, тем очевиднее становилась не только жестокость, но и нелепость действующих в России военно-судных законов. Их источником, оказывается, служили военные артикулы царя Петра. Впрочем, Петр вообще не считался ни с какими законами и расправлялся с непокорными собственноручно. Именно при Петре распространились в России шпицрутены, кошки, линьки, розги.

Императрица Елизавета Петровна уничтожила смертную казнь, но сохранила иную, несравненно более жестокую и бесчеловечную - публичную казнь с урезанием языка, кнутом и ссылкой в Сибирь.

Александр I, отменив, правда, лишь в теории, пытки и вырывание ноздрей, оставил в неприкосновенности кнут, несколькими ударами которого палачи засекали человека насмерть.

Николай I, утверждая один из приговоров, написал: "Виновных прогнать сквозь 1000 человек 12 раз. Слава богу, смертной казни у нас не бывало и не мне ее вводить".

Сераковский читал Уложение 1845 года и всюду наталкивался, словно на стену, на одни и те же бесчеловечные, отвратительные слова: розги (при отдаче в исправительно-арестантские роты), плети (при ссылке на каторгу), шпицрутены (для ссыльных, впадающих в новое преступление), клейма на плечи и лицо. Клейма были введены законом в июле 1846 года. Медицинский совет издал инструкцию для их наложения, разослал инструменты, состав для натирания знаков - смесь индиго и туши. Фельдшеры, которым закон приказывал заниматься клеймением, из исцелителей превратились в палачей.

Зыгмунт осмелился утверждать, что русское общество делится на два класса - тех, которые секут, и тех, которых секут, на бьющих и битых. Века существуют в России для военных телесные наказания, и все это время они являются в русском праве центром системы, на которой держится мощь уголовной юстиции, охрана порядками государственного благосостояния.

В аудиторском департаменте он изучил многие сотни отчетов, представленных воинскими частями. Он разлиновывал чистые листы бумаги и заполнял их цифрами, каждую из которых он смог представить так, что она кричала, вопила о вреде телесных наказаний.

Работа, которую он проделывал, была уникальной. Никто в России до него не приводил в строгую систему все то, что связано с наказанием, не переводил эту нравственную категорию на язык цифр. Лучшие умы России возмущались, негодовали, протестовали против кнута и палки. И этот эмоциональный голос совести Сераковский дополнил трезвым голосом рассудка. Для доказательства своей правоты - телесные наказания портят войско, они зло в масштабе всего государства - он привлек статистику, науку, которая все шире охватывала разные области жизни. Он составлял таблицы зависимости дисциплины от телесных наказаний. Получив в аудиторском департаменте нужный отчет, этот вежливый поляк из Академии Генерального штаба вдруг преображался.

- Ага, я так и думал! Нет, нет, господа, идите сюда, идите все сюда! - кричал он, забыв о субординации и той самой воинской дисциплине, исследованием которой занимался. - Смотрите, это же так наглядно! Сравнивайте! Сопоставляйте! Благороднейший, умнейший майор Петров в своем батальоне не сек и очень осторожно пользовался карцером. И что ж, его батальон занял первое место на смотру! Он лучше всех стрелял! Он прошел мимо генерала так четко, что его превосходительство крикнул: "Молодцы!" Майору не с кого было взыскивать, ибо все служили в его батальоне не за страх, а за совесть!

Он читал новый отчет.

- А вот другой пример, противный этому. Рота, в которой порют несчастных солдат со страшной силой. Так и есть! Солдаты грубят офицерам. Часовой заснул на посту... Позор! Позор!.. Стреляли плохо.

- За то и били! - мрачно замечал старый офицер. - Ничего у вас, господин Сераковский, не выйдет. Били и будут бить.

- Не верю!

Работа поглощала его целиком. Иногда он вскакивал ночью, зажигал свечу и торопливо записывал осенившую его мысль.