Доктор Смерть

— Ни капельки. Такое впечатление, кто-то прошелся с веником. Этот тип действовал чрезвычайно аккуратно. Он орудовал в тесном пространстве, ночью. У него обязательно должен был быть фонарик. Передние сиденья тоже мокрые от крови, особенно то, что рядом с водительским. Я полагаю, наш нехороший человек сделал свое черное дело, вылез из фургона и снова забрался на сиденье пассажира — чтобы не мешало рулевое колесо. Там он и счистил с себя кровь. Потом снова вышел на улицу, разделся донага, вытерся и убрал выпачканную в крови одежду, скорее всего, в полиэтиленовый пакет, вероятно, в тот самый, в котором были припасены чистые вещи. Переодевшись во все свежее, он подмел землю вокруг фургона, уничтожая следы, и был таков.

— Разделся донага, а ведь это место видно с дороги, — возразил я. — Рискованно даже ночью, потому что убийца должен был зажечь фонарик, чтобы осмотреть себя и землю вокруг. А перед тем он орудовал внутри фургона, также с включенным светом. Мало ли кто мог проезжать мимо, заметить освещенные окна и остановиться, чтобы посмотреть, в чем дело. Или хотя бы заявить в полицию.

— По-видимому, со светом в окнах особых проблем не было. На водительском сиденье лежали листы плотного картона размером как раз чтобы закрыть окна. На них также были брызги артериальной крови, так что во время «операции» они находились в грузовом отсеке. Картон — это именно та самодельщина, которую использовал бы Мейт вместо обыкновенных занавесок. Готов поспорить, доктор Смерть сам приготовил эти листы. Рассчитывая, что он будет засовывать в свою машину кого-то другого, а не окажется засунут в нее сам. То же самое относится к матрацу, на котором он лежал. По-моему, Мейт приехал сюда, собираясь сыграть в ангела смерти в пятьдесят первый раз, но кто-то сказал ему: «Хватит, теперь твой черед».

— Убийца воспользовался картонными листами, а затем убрал их из окон, — заметил я. — Он хотел, чтобы труп обнаружили. Выставил его напоказ. Аккуратные ровные разрезы, фургон, оставленный на виду. Смотрите, что я сделал. Смотрите, с кем я это сделал.

Майло мрачно уставился в землю. Я мысленно представил себе кровавую бойню. Стремительный мощный натиск, затем обстоятельное препарирование еще живого человека на обочине дороги, окутанной мраком. Молчаливый убийца сосредоточенно превращает в импровизированную операционную грузовое отделение фургона. Ему известно, что это место безлюдное. Он работает быстро, умело, успевая сделать все задуманное — то, о чем он мечтал.

У него хватает времени и на то, чтобы вставить в вены капельницы. Положить палец Мейта на включатель.

Он буквально плавает в крови, однако ему удается ускользнуть, не оставив ни единого алого пятнышка. Он подметает за собой дорогу… Мне еще не приходилось сталкиваться с таким расчетливым хладнокровием.

— В какой позе был обнаружен труп?

— Лежал на спине около переднего сиденья.

— На матраце, который захватил сам Мейт, — сказал я. — Он приготовил фургон, но воспользовался им убийца. Вот как все обернулось. Можно сказать, сотрудничество.

Майло обдумал мои слова.

— Есть еще один момент, о котором не следует распространяться: убийца оставил записку. Обыкновенный лист белой бумаги размером восемь на одиннадцать дюймов, приколотый к груди Мейта. Приколотый в прямом смысле: шпилькой из нержавеющей стали к грудной кости. На нем напечатано на принтере: «Счастливого пути, ненормальный ублюдок».

Услышав шум машины, мы обернулись. С запада на дороге, ведущей вниз к Энчино-Хиллс, появился огромный белый «мерседес». Сидевшая за рулем женщина средних лет, держа скорость сорок миль в час, проехала мимо нас, поправляя макияж, даже не взглянув в нашу сторону.

— Счастливого пути, — повторил я. — Намек на фразу Мейта. От всего этого несет издевкой, Майло. Возможно, именно поэтому убийца, перед тем как выпотрошить Мейта, сперва его оглушил. Поставил спектакль из двух действий, пародируя методику Мейта. Сначала усыпить, затем убить. Но только вместо тиопентала кусок трубы. Грубый шарж на ритуал доктора Смерть.

Майло заморгал. Утренний полумрак превратил его глаза цвета сочной листвы в выцветшие оливки из коктейля.

— Ты говоришь, этот тип играл во врача? Или он наоборот ненавидит врачей? И хочет выдать какое-то философское утверждение?

— Возможно, записка была оставлена для того, чтобы внушить тебе, будто убийца перенимает философию Мейта. Быть может, он даже уверяет самого себя, что им двигала именно эта причина. Но в действительности это не так. Ну да, многие не одобряли то, чем занимался Мейт. Я даже мог бы себе представить, что какой-то особо рьяный фанатик пальнул бы в него в упор или попытался его взорвать. Но то, что ты мне описал, выходит за рамки простого расхождения во взглядах. Наш голубчик получил наслаждение от самого процесса. От постановки, игры в этом театре смерти. Учитывая крайнюю жестокость и тщательный расчет, я не удивлюсь, если этот тип уже занимался чем-либо подобным.