Молодой человек изучающе смотрел на меня. Он был на добрый фут меньше меня ростом, хрупкого сложения, однако обладал беспокойной, едва сдерживаемой энергией. Глаза его были очень темными, почти черными, взгляд горел целенаправленным разумом. "Если это всего лишь шарада, то что вам до нее, сэр? Вы журналист из газеты, посланный для разоблачения? А если так, то вы на самом деле в трауре, или это тоже всего лишь представление, которое вы так постыдно и эффективно применили?"
"Я кое-что понимаю в этих материях, вот и все. И могу вас заверить, что я в подлинном трауре по моим родителям."
Мой гнев совершенно испарился, хотя несколько импов все еще липли ко мне. Я провел рукой по волосам, отпуская их, и почувствовал себя сглупившим и пристыженным. Одна из самых важных дисциплин в делах умерших это уметь управлять низменными эмоциями, а в своем разочаровании и расстройстве я позволил им возобладать над собой.
"Я опечален слышать о вашей утрате", сказал молодой человек, "однако думаю, что вы пришли туда не затем, чтобы вступить в контакт с матерью и отцом, ибо вы не вышли вперед и не заплатили полгинеи."
"Как и вы, сэр."
"Я проклял себя за глупость, как только вошел в комнату. Мне кажется, что любой, кто действительно может общаться с умершими, если вообще существует такой человек, не нуждается в театральности."
"Это совершенно верно."
"Вы упомянули духа."
"Пара, стоявшая рядом с нами, потеряла своего первого ребенка. Мне не следовало бы говорить об этом. Я действительно совсем не должен об этом говорить. Большинство людей так расстраиваются потерей близких, что готовы поверить во все, что угодно, раз это приносит им утешение. Даже я поддался этому чувству."
Молодой человек изучал меня еще секунду, а потом, словно приняв решение, вдруг протянул руку. "Меня зовут Брюнель, сэр. Исамбар Кингдом Брюнель." Он сделал паузу, вздернув голову, словно ожидал, что я узнаю его имя, потом сказал: "Наверное, я пришел сюда, потому что тоже отчаялся."
Я пожал его руку, назвал свое имя и еще раз поблагодарил за помощь. "Вы рисковали своей жизнью, спасая мою", сказал я, "и я буду более чем счастлив оказать вам любую посильную помощь. Но я должен сказать, что вы не похожи на человека, обуреваемого духами, или расстроенного в каком-либо смысле, который я могу распознать."
"Я не потерял родственника, мистер Карлайл", сказал Брюнель. "Я потерял свою репутацию, какая она ни есть. Я явился сюда из-за убийства. Я надеялся..."
Довольно далеко резко просвистел полицейский свисток, отозвался другой, гораздо ближе.
Брюнель коснулся моей руки. "Нам надо выбираться отсюда", сказал он. "Я хочу рассказать, почему я пришел сюда, а потом мы посмотрим, не сможете ли вы помочь хотя бы одному бедному дурацкому просителю."
Он окликнул кэб под мерцающим светом газовых фонарей на углу Оксфорд-стрит и Тоттенхэм-роуд, и после короткого спора с извозчиком, который ругался, что не хочет ехать на юг от реки, потому что не найдет никого, кто наймет его на обратную дорогу, мы взобрались на борт и поцокали к мосту Ватерлоо.
Мой новый друг был не только инженером; он был также сыном инженера. Его отец, Макс Брюнель, изобрел аппарат для рытья туннелей в мягком грунте или под водой, получил авторские права от парламента и одобрение от группы богатых подписчиков на прорытие туннеля под Темзой от Ротерхита к Уоппингу.
"Это будет инженерное чудо, которое поразит воображение Европы", сказал Брюнель, "но сейчас строительство заморожено уже три года, благодаря малодушию проклятых директоров, которых охватил страх после затопления, и которые дали ускользнуть всем предложениям помощи."
Проект с самого начала уперся в трудности. Вместо постоянного слоя крепкой синей глины, который обещали геологи, Брюнели столкнулись с разломами и трещинами, где лишь гравий и крупный песок отделял их от ложа реки. Вдобавок к зловонному окружению и, соответственно, большому количеству случаев "туннельной болезни" среди рабочих, работы испытали два больших прорыва воды. После первого заняло шесть месяцев, чтобы запечатать каверну в речном дне тысячами мешков с глиной, выкачать воду из штольни и двух каналов туннеля и удалить громадную гору ила, намытого в туннель, когда прорвалась вода. Три месяца спустя вода прорвалась снова и чуть не унесла жизнь молодого Брюнеля. Он весьма оживился, рассказывая во всех подробностях об этой катастрофе. Он работал в головной части туннеля и мгновенно оказался по пояс в воде. Сдвинувшаяся строительная балка зажала его ногу, и к тому моменту, когда он высвободился и добрался до ступенек на восточном конце арки, дорогу ему загородили рабочие, убегающие от потопа. Он попробовал достичь лестницы для посетителей на западной арке, когда громадная волна подхватила его и совершенно удивительно вознесла вверх к спасению.