Но никогда до сих пор Паскаль не видел ее такой взволнованной. В продолжение всей недели, пока Клотильда слушала поучения монаха, она целые дни проводила в нетерпеливом ожидании вечерней проповеди и уходила в церковь возбужденная, сосредоточенная, словно шла на первое любовное свидание. На другой день она проявляла полнейшее равнодушие ко всему внешнему, к обычной жизни, как будто этот мир и все необходимые житейские мелочи казались ей лишь обманом чувств и пустяками. Под влиянием какой-то непреодолимой лени она мало-помалу забросила все свои занятия, просиживала целые часы, сложив руки на коленях и устремив свой сонный, рассеянный взгляд в глубины какой-то мечты. Прежде она вставала рано, не любила сидеть без дела; теперь она поднималась поздно и выходила из своей комнаты только ко второму завтраку. Но эти утренние часы уходили у нее отнюдь не на туалет, она утратила всякое женское кокетство, причесывалась кое-как, криво застегнутое платье сидело на ней небрежно, и все-таки она была очаровательна в своей цветущей юности.
Когда-то она любила утренние прогулки по Сулейяду, вниз по ступеням откоса, усаженным оливковыми и миндальными деревьями, по сосновой роще, пропитанной запахом смолы, любила подолгу лежать на круглом раскаленном току, где она принимала солнечные ванны. А теперь прогулки были забыты, она предпочитала сидеть у себя в комнате с закрытыми ставнями, и ее совсем не было слышно. После завтрака она появлялась в кабинете, с усталым, скучающим видом, лениво бесцельно переходила от одного стула к другому, и все, что до сих пор интересовало ее, теперь вызывало в ней раздражение.
Паскалю больше не приходилось рассчитывать на ее помощь. Заметка, которую он дал ей переписать, провалялась три дня на ее письменном столе. Она больше не заботилась о его бумагах, не потрудилась бы даже нагнуться, если бы увидела его рукопись на полу. Она совсем забросила свои пастели, свои необыкновенно точные рисунки цветов, которые должны были служить иллюстрациями к работе Паскаля об искусственном оплодотворении. Большие красные мальвы новой и своеобразной окраски так и завяли в вазе, прежде чем она успела их зарисовать. Но однажды она с увлечением просидела целых полдня над каким-то сумасшедшим рисунком необычайных, неестественных цветов, распустившихся в сиянии фантастического солнца. Это были огромные цветы с пурпуровыми, похожими на открытые сердца венчиками, из которых навстречу огненному потоку солнечных лучей, изображенных в виде колосьев, поднимались вместо пестиков фонтаны звезд, миллиарды светил, растекавшихся по небу, подобно Млечному Пути.
— Бедная моя девчурка, — сказал ей в тот день Паскаль, — ну стоит ли тратить время на такие нелепые выдумки! А я надеялся, что ты срисуешь для меня эти мальвы, которые так и завяли без проку… Ты доведешь себя до болезни. Вне действительности нет ни здоровья, ни красоты.
Последнее время она часто не отвечала ему, сурово замкнувшись в своих убеждениях и не желая спорить. Но на этот раз он задел ее за живое, коснувшись ее верований.
— Никакой действительности нет, — заявила она убежденно. Философский тон этого взрослого ребенка рассмешил Паскаля.
— Да, да, конечно… Наши чувства способны заблуждаться, а так как мы познаем мир посредством чувств, возможно, что его и вовсе не существует… Ну что же, дадим тогда волю полному безумию, признаем возможными самые нелепые химеры, погрузимся в бред и кошмары, вне фактов и законов… Разве ты не понимаешь сама, что, отрицая внешний мир, ты уничтожаешь всякий закон и что единственный смысл жизни — это верить в жизнь, любить ее и всеми силами нашего разума стремиться познать ее как можно лучше?..
Клотильда ответила небрежным и в то же время вызывающим жестом, и разговор окончился. Сейчас она покрывала свою пастель крупными штрихами синего карандаша, оттеняя им огненные краски на прозрачном фоне летней ночи.
Вскоре после нового спора отношения их совсем испортились. В этот день после обеда, к вечеру, Паскаль поднялся работать в кабинет, а Клотильда осталась сидеть на террасе. Прошло довольно много времени; наконец часы пробили двенадцать. Паскаль начал беспокоиться, так как Клотильда все еще не возвращалась к себе. Чтобы попасть в свою комнату, она должна была пройти через кабинет, мимо него, а о» был уверен, что не слышал ее шагов. Спустившись вниз, он увидел, что Мартина уже спала. Входная дверь не была заперта. Очевидно, Клотильда, забыв о времени, сидела на террасе. С ней это случалось иногда в теплые летние вечера, но никогда еще она не засиживалась так поздно.