Доктор Паскаль

– Но это так, моя милая, на самого бога… Да и мы все совершаем большой грех, позволяя Паскалю губить свою душу. Право, раз вы ничего не делаете для того, чтобы вернуть его на путь истинный, значит, вы его не любите, честное слово, не любите… А ведь вы обе сподобились счастья верить в бога. Будь я на вашем месте, я разнесла бы этот шкаф вдребезги и устроила славную иллюминацию из всех хранящихся здесь богохульных бумаг!

Она остановилась перед огромным шкафом, сверля его огненным взглядом, словно собираясь накинуться на него, разворотить, уничтожить, несмотря на то что была уже стара и немощна. Затем добавила, жестом выразив всю свою иронию и презрение:

– Если бы еще его наука помогла ему все узнать!

Клотильда стояла, погруженная в раздумье, рассеянно глядя перед собой. И, забыв о Фелисите и Мартине, произнесла вполголоса, словно отвечая на свои мысли:

– Это верно, всего узнать он не может. Все-таки там, на небе, есть что-то другое… Вот это-то и сердит меня, потому я иногда и ссорюсь с ним, я ведь не могу, как он, отметать все таинственное; оно так мучительно волнует меня, я страдаю… Та воля, что действует в загадочном, трепетном полумраке, все те неведомые силы…

Голос ее постепенно затихал, и последние слова она произнесла еле слышным шепотом.

И тут в разговор вступила помрачневшая вдруг Мартина.

– А что, барышня, как и вправду хозяин обрекает себя на погибель своими мерзкими бумажками? Ну, скажите на милость, неужто нам сидеть сложа руки? Я-то, можете не сомневаться, прикажи он мне броситься вниз с террасы, – закрою глаза и брошусь, потому что знаю, правда всегда на его стороне. Но для спасения его души, – если б только я могла, – я бы пошла на все даже наперекор ему. Да, да, на все, что угодно. У меня сердце разрывается, как подумаю, что он не попадет в царство небесное вместе с нами.

– Вот это правильно, голубушка, – одобрила Фелисите. – Вы-то, по крайней мере, любите своего хозяина разумной любовью.

Но Клотильда, казалось, все еще колеблется. Ее вера не подчинялась строгим догматическим канонам, а религиозное чувство не сводилось к одной только надежде на место в раю – этом блаженном уголке, где уготована встреча с родными. Просто ее неосознанно влекло к потустороннему, она была уверена, что огромный мир не ограничен миром чувственным, что существует еще другой, неведомый мир, которым нельзя пренебрегать. Но старая бабушка и преданная служанка вселили тревогу в ее сердце, исполненное нежности к дяде. Может, и в самом деле они любят его разумней и взыскательней, чем она, хотят, чтобы он избавился от чудачеств, присущих ученым, стал непогрешимым и удостоился войти в царство избранных? Она вспомнила строки из религиозных книг об извечной борьбе со злым духом, о славных обращениях, к которым приходят после мучительной борьбы. Что, если она возьмется за это святое дело, что, если вопреки воле учителя она спасет его? И, склонная к романтическим фантазиям, она мало-помалу пришла в странное возбуждение.

– Разумеется, – сказала она наконец, – я буду счастлива, если учитель перестанет корпеть день и ночь над своими бумагами и начнет ходить вместе с нами в церковь.

Видя колебания Клотильды, г-жа Ругон воскликнула, что пора действовать, и даже Мартина поддержала ее, сказав свое слово. Обе подошли к Клотильде и, понизив голос, стали наставлять девушку, будто замышляли заговор, сулящий разрешиться благодетельным чудом, божественной радостью, которая напоит благоуханием весь дом. Подумать только, какая победа, если удастся примирить доктора с богом! И какое блаженство жить потом в сладостном единении веры!

– Так что же я должна сделать? – спросила побежденная, завоеванная Клотильда.

Как раз в эту минуту в наступившем молчании ритмичный стук пестика стал громче. Торжествующая Фелисите уже собралась было ответить внучке, но тут с тревогой оглянулась на дверь, ведущую в соседнюю комнату, затем спросила шепотом:

– Где ключ от шкафа?

Клотильда не ответила, но невольным жестом выразила, как ей тяжело предавать учителя.

– Какой ты еще ребенок! Обещаю тебе, что не возьму ничего, все останется на месте… Но раз уж мы одни, а Паскаль выходит только к обеду, почему бы нам не удостовериться, что там лежит… Даю тебе слово, мы только взглянем…

Не трогаясь с места, девушка продолжала молчать.

– Да, может быть, я и ошибаюсь, может, там вовсе и нет мерзостей, о каких я тебе говорила…

Эти слова бабушки решили дело. Клотильда побежала за ключом и даже сама настежь распахнула шкаф.

– Вот, бабушка! Папки там, наверху!

Не проронив ни слова, Мартина стала на страже у дверей, напряженно прислушиваясь к стуку пестика; а Фелисите, глядя на папки, словно застыла на месте от волнения. Вот они перед ней, эти страшные бумаги, отравляющие кошмаром ее жизнь! Вот они, она их видит, может дотронуться до них, унести с собой! И, привстав на цыпочки, она жадно потянулась к ним, стараясь добраться до полки.

– Мне не достать их, детка, – произнесла она, – помоги, подай их мне!

– Нет, я не могу, бабушка! Возьми лучше стул!

Фелисите взяла стул, проворно влезла на него.