- Кстати, завтра у меня вечер выходной, - продолжила она. - Уже после пяти часов меня отпускают. Чем заняться - ума не приложу.
- В самом деле? Ну, э-ээ... может быть, что-то и подвернется, растерянно пробормотал я. - Кто знает.
И сестра Плюшкиндт уныло допивала свой кофе.
Однако на следующее утро после моего разговора с Гримсдайком она опять подняла эту тему.
- В среду я всего полдня работаю. Начиная с двенадцати. Но потом мне предлагают подежурить до полуночи. Не знаю, стоит ли соглашаться. Делать-то вроде совсем нечего.
Я был уже готов к такому повороту событий, поскольку успел заглянуть в расписание дежурств медсестер, которое лежало у неё на столе. И я решился. Сестра Плюшкиндт была вполне милая и привлекательная; вдобавок я твердо знал, что она не оттолкнет меня.
Я прокашлялся и осторожно произнес:
- Послушайте, если вам и впрямь нечем заняться, то, может быть, мы в кино сходим или ещё куда-нибудь?
На мгновение её глаза изумленно расширились.
- О, я, право, не знаю, могу ли оставить отделение. У сестры Макферсон все-таки опыта ещё маловато.
- Да, конечно.
- Да и истории болезни наших пациентов она не слишком хорошо знает...
- Правильно, - кивнул я.
- К тому же она слишком увлечена одним из студентов, чтобы всерьез отдаваться работе.
- Вот как? Но вы все-таки попытайтесь освободиться, - сказал я, вставая. - Жду вас в шесть часов. Перед дверью в стоматологию.
Глава 15
Мой роман с сестрой Плюшкиндт вызвал в Св. Суизине не больший интерес, чем традиционное летнее цветение герани на клумбе под окном кабинета секретаря. Разве что коллеги мои ухмылялись чуть шире обычного, когда я просил их подменить меня вечерком, да ещё сестра Макферсон разок игриво подмигнула мне за ширмой; для большинства же обитателей Св. Суизина мы были лишь очередными врачом и медсестрой, уступившими естественному развитию местных биологических законов.
Подобно другим скудно оплачиваемым лондонским парочкам, мы жались по таким местечкам. как "Фестивал-Холл" и "Эмпресс-Холл", ужинали в "Лайонсе" и коротали время в полутемных, но уютных барах, которые я со студенческих времен помнил куда лучше, чем основы анатомии. Нередко случалось так, что сестра Плюшкиндт сама платила за себя, а порой даже расплачивалась и за нас обоих. Развлекать её было очень легко, ибо она нисколько не смущалась, когда молчание затягивалось, а лишь преспокойно разглядывала ближайшую стену, словно видела в ней лица давно и безвременно ушедших друзей, да и разговоры-то наши сводились почти исключительно к больничным темам. Поскольку и все мои прежние подруги были медсестрами, меня это не обескураживало, тем более, что другая на её месте могла бы разговаривать исключительно про кенгуру и Марселя Пруста. И тем не менее пару недель спустя я уже начал мечтать, чтобы сестра Плюшкиндт не столь подробно рассказывала мне про анализ мочи в палате двадцать два или про то, как остроумно она отбрила сестру Макферсон, известившую её про преждевременно иссякшие запасы клистирных трубок.
Было, правда, ещё одно пятно на горизонте, омрачавшее мои отношения с сестрой Плюшкиндт. Однажды вечером, когда Гримсдайк зашел ко мне стрельнуть сигаретку, я признался ему в этом.
- Как твоя разнузданная сексуальная жизнь? - весело осведомился он. Теперь легче стало?
- Ну... и да, и нет.
- В каком смысле? - удивился он. - Не хочешь же ты сказать, старичок, что ваша страстная любовь не получила логического выхода?
- Нашла, но вовсе не то, что ты имеешь в виду, - вздохнул я. - Сам ведь знаешь, как это бывает с медсестрами... Мы ходим в кино, на концерты или ещё куда-нибудь, потом спешим назад, чтобы успеть вернуться до окончания её дежурства, пару минут обнимаемся и целуемся в подворотне возле морга, а ровно в одиннадцать она уже поднимается в отделение. Опоздай она на одну минуту, и её доброе имя будет навеки запятнано. По её словам, во всяком случае.
- Грустно.
- Можно даже не читать Фрейда или Кинси, чтобы понять, насколько это безрадостно для мужского организма. Сам прекрасно знаешь. Но другого выхода нет. Разве что - гулять в Гайд-парке, взявшись за руки.
- А как насчет страстной любви в стенах нашего достойного заведения?
- Да ты что, забыл, что мы в Св. Суизине? Здесь мужчине и женщине встретиться труднее, чем в банях Викторианской эпохи.
- Но ведь есть ещё пожарная лестница.
- Ах, вот ты о чем!
Безобразное сооружение, взбиравшееся зигзагом по стенам жилого здания персонала, было памятником торжества противопожарной безопасности над пуританской моралью. Карабкаясь ночью в пустующее с незапамятных времен отделение для лежачих больных, пробираясь затем по крыше отделения физиотерапии и тайком минуя келью ночного вахтера, мы ухитрялись затаскивать медсестер на мужскую половину. Впрочем, предлагались подобные авантюры в наших стенах нечасто, поскольку в случае разоблачения, старшая сестра смотрела на свою провинившуюся подчиненную, как на экспонат из Камеры ужасов.