Доктор Х и его дети

Он пожаловал к нам с Сириуса? Отлично. Сказать бабушке-роботу, чтобы просила у районного психиатра направление на медико-социальную экспертизу. В нашей стране можно быть трижды шизофреником и четырежды дебилом и не получить пенсию, которую теперь дают не по болезни, а по степени ограничения жизнедеятельности. Поди еще докажи ее, степень эту. Но пришельцу с Сириуса повезло, в этом районе амбулаторными психиатрическими делами ведает бывший сослуживец Христофорова. Позвонить ему, не забыть. Ну а уж в заключении он сейчас им напишет, пусть попробуют инвалидность не дать.

Христофоров приосанился, вспомнив скандалец, устроенный им на комиссии лет десять назад, когда пациента с последней стадией олигофрении обязали проходить медицинское освидетельствование каждый год для подтверждения факта ограниченной жизнедеятельности.

– Вы что, думаете, поумнеет он за год, что ли? – орал он в кабинете, забыв про притихшую за дверями очередь и подтащив поближе к столу, чтобы лучше разглядели, идиота.

– Идиоты, – заключил он, а послушный подопечный благостно улыбнулся: ему нравился знакомый голос Христофорова, хотя смысл слов он не понимал.

Следующий больной – Витя. Имбецильность средняя. «Итак, что мы имеем с гуся?» – проворчал Христофоров. Витя был получен им обратно от бесследно исчезнувшего практиканта. Хорошо только пять человек для пробы успел ему передать. Двадцать процентов в баре…

Читая дневник о поведении мальчика, который надо было вести раз в три дня, но практикант вел от случая к случаю, когда случалось ему побывать на отделении бодрым и выспавшимся после ночных смен, Христофоров все выше поднимал брови – до тех пор, пока, даже не глядя в зеркало, почувствовал, что похож на филина, уставившегося блюдцами глаз в темноту.

В темноту смотрел и Христофоров. Хорошо, что многочисленные проверки и комиссии никогда не вчитываются в дневники о стационарном житье-бытье пациентов. Им историй болезни хватает.

«В режиме отделения удерживается без грубых нарушений. Обслуживается частично медперсоналом, – читал Христофоров. – В течение дня ходит по палате, периодически кричит, успокаивается, когда дают еду. Увидев врача, залезает в карманы. Не найдя ничего съестного, становится раздражителен. Отталкивает доктора, ворчит. Учитывая получаемую терапию азалептином и галоперидолом, с целью профилактики возможных побочных действий к терапии присоединены таб. акинетона 0,002 по т* 3 р/д, с коррекцией дозы по состоянию».

Ну что ж, какова главная заповедь медицины? Noli Nocere. Практикант олигофрену Вите не навредил – и то хорошо.

Да и что он сам написал бы про этого благодушного имбецила? Так, это в другую тетрадь: «Агрессии не проявляет, но и к деятельности не стремится. Был на свидании с матерью, интересовался только продуктами…»

Еще десять карточек – и к бабам.

* * *

– Как тут у вас? – буркнул Маргарите. Графики у них, что ли, совпадают? В один день дежурят.

– Мать девочки… – начала Маргарита, протягивая ему тонкую еще историю болезни. Но Христофоров остановил ее жестом. Он знать не хотел ни noblesse oblige родителей девчонки, ни их самих. Ему своих дебилов достаточно.

– Ну как? – буркнул рыжей, вошедшей и усевшейся перед ним, как ученица на первой парте: рука на руке ровно по краешку стола, в рот глядит, будто он ей сейчас лекцию на час закатит.

Та пожала плечами. Никак, стало быть.

– Я подумала – но это не точно, – зачем я это сделала. Я… как бы… не хотела быть как все…

– Хм… запутанно выражаться изволишь.

– Оригинальной хотела быть.

– Оригинальной? – засмеялся Христофоров и хлопнул себя по ляжкам. – Так я тебя расстрою, девочка. Я вот только что статью читал с медицинской статистикой. В нашей стране за двадцать лет около миллиона человек успешно покончили жизнь самоубийством. Вот, например, в 2012 году почти тридцать тысяч. Чуешь, куда клоню? То есть миллиону удалось довести дело до конца, а сколько человек пытались, но были спасены? Умножь на три, а то и на четыре. Идем далее. В нашей прекрасной стране самый высокий в Европе уровень самоубийств среди подростков. В год кончают жизнь самоубийством полторы тысячи детей, и еще четыре тысячи совершают такую попытку. А как тебе такие данные: сорок пять процентов российских девочек и двадцать семь процентов мальчиков хотя бы раз в жизни серьезно обдумывали возможность самоубийства. И после этого ты мне говоришь об оригинальности?

– Никто из моих знакомых не хочет умереть.